определения, бор же как бес конечная сила в себе тоже не определен, и нег 
никакого третьего, никакого наличного бытия, в котором они могли бы найти друг 
друга. Поэтому имеет место неопосредствованное отношение и противоположности — 
отношение к Единому в чистом мышлении и созерцании и абстрактное возвращение в 
себя, для – себя - бытие — соединены непосредственно. Так как теперь 
самосознание» взятое в отличии от его предмета, который является чистой мыслью 
и может быть понят только в мысли, есть пустое, формальное самосознание, голое 
и в себе самой лишенное определения; так как, далее, всякое реальное, 
наполненное определение принадлежит только божественной силе, то в этой 
абсолютной противоположности чистая свобода самосознания превращается в 
абсолютную несвободу, или, другими словами, самосознание есть самосознание раба 
по отношению к господину. Страх перед господином есть основное определение 
этого отношения. 
   Вообще я испытываю страх, когда представляю себе некую силу, стоящую выше 
меня, которая отрицает меня в моей значимости независимо от того, выступает ли 
эта значимость как внутреннее или внешнее владение; я не испытываю страха, с 
одной стороны, если, обладая чем-то имеющим неприкосновенную самостоятельность, 
не 
   считаюсь с насилием и знаю себя как силу, противостоящую этому насилию, 
которое не имеет никакой власти надо мной; с другой стороны, я не испытываю 
страха, если не считаюсь всерьез с тем, что противостоящая мне сила в состоянии 
уничтожить, и, таким образом, даже испытывая насилие, остаюсь неповрежденным. 
Обычно 
   111 
   существует дурной предрассудок против страха, как будто тот, кто испытывает 
страх, не хочет или не может представить себя как силу. Но здесь речь идет не о 
страхе перед конечным и (в частности) перед конечным насилием. Конечное есть 
случайная сила, которая может прийти ко мне и повредить мне, даже если я и не 
испытываю страха; здесь же речь идет о страхе перед невидимым, абсолютным, 
являющимся противоположностью моего сознания, выступающим как сознание, 
направленное против меня как конечного, как сознание бесконечной самости. 
Благое даря осознанию этого абсолютного как единственной, просто негативной 
силы всякая собственная сила исчезает; все принадлежащее к земной природе 
полностью погибает. В качестве абсолютной отрицательности по отношению к самому 
себе (как человеку) этот страх есть возвышение до сферы чистой мысли абсолютной 
силы Единого. И этот страх перед Единым есть начало мудрости, которая состоит в 
том, что особенное, конечное для себя уже не может иметь значения чего-то 
самостоятельного. Все, что имеет значимость, может иметь ее только как момент в 
организации Единого, и Единый есть снятие всего конечного. Этот мудрый страх 
есть один существенный момент свободы, и состоит он в освобождении от всего 
особенного, от всякого случайного интереса, вообще в том, что человек чувствует 
отрицательность всего особенного. Поэтом страх не есть особенный страх перед 
особенным, но как раз полагаиие этого особенного страха как чего-то ничтожного, 
то есть освобождение от страха. Таким образом, этот страх есть не чувство 
зависимости, но освобождение от всякой зависимости, чистое пребывание в 
абсолютной самости, по отношению к которой и в которой собственная самость 
улетучивается и испаряется. 
   Но таким образом субъект пребывает только в бесконечном Едином. Абсолютная 
отрицательность, однако, есть отношение к самому себе, утверждение; поэтому 
благодаря абсолютному страху самость выступает в своем самоотказе, в абсолютно 
положительном. Страх превращается в абсолютную уверенность, бесконечную веру. 
На другой ступени уверенность может иметь такую форму, что индивидуум основан 
на самом себе. Это — стоическая свобода в цепях. Но здесь свобода еще не имеет 
этой формы субъективности, а самосознание здесь должно погрузиться в Единого, 
однако этот последний, представленный в качестве другого, есть основа принципа 
отталкивания, 
   112 
   в котором самосознание вновь получает свою самодостоверность. Этот процесс 
можно понять также и в следующей форме. Рабство есть именно самосознание, 
рефлексия в себя и свобода, которая, однако, существует без всеобщего 
распространения и разумности и имеет своим определением, своим содержанием 
непосредственное, чувственное самосознание. Поэтому Я именно как этот 
индивидуум и непосредственной единичности является целью и содержанием. В 
отношении к господину раб имеет свое абсолютное, существенное самосознание, 
перед его лицом он псе в – себе - сущее уничтожает; но именно таким образом он 
абсолютно восстанавливается для себя, и его единичность, так как она принята в 
это созерцание в качестве конкретной стороны, благодаря этому отношению 
становится абсолютно правомерной. Страх, в котором индивидуум рассматривает 
себя как ничто, помогает ему восстановить свою правомерность. Так как теперь 
рабское сознание упорно стоит на своей единичности, так как его единичность 
непосредственно принята в единство, то оно является исключительным и бог есть 
единственный, исключающий всех остальных господин и бог иудейского народа. 
   2) Нас не может удивлять, что восточная нация ограничивает религию собой 
одной и что религия выступает полностью привязанной к этой одной национальности,
 ибо мы вообще видим это на Ближнем Востоке. Только греки, и римляне 
воспринимали чужое богослужение, и в Римскую империю проникают все религии и не 
считаются там национальными; на Востоке же религия целиком связана с 
национальностью. Китайцы, персы имеют свою государственную религию, которая 
существует только для них; у индусов рождение определяет даже ранг каждого 
отдельного индивидуума и его отношение к Брахману; поэтому индусы отнюдь не