душу Осириса. В ряде пирамид были найдены в гробах кости Аписа. Все формы и 
образы этой религии смешались в культе животных. Этот культ, безусловно, 
относится к тому, что вызывает наибольшее отвращение и негодование. Однако при 
рассмотрении индуистской религии мы уже показали, как человек может дойти до 
того, чтобы поклоняться животному: если бог познается не как дух, а как мощь 
вообще, то подобная мощь есть деятельность, лишенная сознания, как бы всеобщая 
жизнь; подобная лишенная сознания мощь воплощается в какой-нибудь образ, прежде 
всего в образ животного, ибо животное само лишено сознания, ведет тусклое, 
покорное существование в себе, отличное от человеческого произвола; поэтому 
может сложиться впечатление, что в нем и заключена эта лишенная сознания мощь, 
действующая во всем. Особенно своеобразным и характерным представляется то, что 
в пластических изображениях и в живописи жрец или писец часто выступают в 
масках животных, так же как и те, кто совершал бальзамирование мумий. Это 
удвоение внешней маски, под которой скрывается иной образ, свидетельствует о 
том, что сознание не только погружено в глухую, животную жизненность, но знает 
себя также и отъединенным от нее и познает в этом 
   более глубокое значение. 
   Борьба духа, стремящегося выйти из непосредственности, обнаруживается и в 
политическом состоянии Египта. Так, история этой страны полна столкновений 
фараонов с кастой жрецов, и Геродот упоминает об этих столкновениях и там, где 
речь идет о далеких временах. Он говорит, что Хеопс закрыл храмы жрецов, а 
другие фараоны полностью подчинили себе жреческую касту и лишили ее всякого 
влияния22. Эта противоположность уже не носит чисто восточного характера, мы 
видим здесь прежде всего, как свободная воля человека восстает против религии. 
Это освобождение от зависимости - черта, существенное значение которой 
необходимо принять во внимание. 
   42 
   Борьба духа и его выход из сферы природности особенно ярко выражены в 
наивных и очень наглядных образцах искусства. Достаточно вспомнить хотя бы 
изображение сфинкса. В египетском искусстве вообще все символично, здесь 
символичны даже мельчайшие черты: так, число колонн и ступеней соответствует не 
внешней целесообразности, но означает число месяцев или локтей, необходимых для 
того, чтобы Нил поднялся и затопил берега, и т. п. Дух египетского народа 
вообще загадка. В греческих произведениях искусства все ясно, все сказано до 
конца; в египетских же везде поставлена загадка, здесь внешний облик указывает 
на то, что еще не высказано. 
   Однако, несмотря на то что на этой ступени дух еще находится в брожении и не 
достиг ясности, что существенные моменты религиозного сознания еще отчасти 
смешанны, отчасти находятся в этом смешении и из-за этого чтения в состоянии 
борьбы, здесь все-таки возникает ободная субъективность, и поэтому именно здесь 
может должно появиться в религии искусство, точнее, прекрасное искусство. 
Искусство, правда, является также подражанием, но не только, хотя оно может и 
ограничиться этим; тогда оно не есть прекрасное искусство, и выражает 
религиозную потребность. Лишь в качестве прекрасного искусства оно относится к 
понятию бога. Истинное искусство есть искусство религиозное, но оно еще не 
может быть потребностью, если бог являет себя в природном образе, например, 
Солнца, реки; не может он быть потребностью и тогда, когда реальность и 
созерцаемость бога выражены в образе человека или животного или если бог 
открывает себя в свете. Искусство возникает там, где действительного 
человеческого образа уже нет, как у Будды, но он продолжает существовать в 
воображении, следовательно, в воображаемом божественном образе, например в 
изображениях Будды; впрочем, он здесь вместе с тем присутствует и в учителях, 
его последователях. Человеческий образ как проявление субъективности необходим 
только в том случае, если бог определен в качестве субъекта. После того как 
момент природности, непосредственности преодолен, в понятии субъективного 
самоопределения или в понятии свободы появляется эта потребность, то есть она 
появляется на той ступени, на которой находимся мы. Поскольку способ личного 
бытия определяется самой внутренней сущ- 
   43 
   ностью, то природный образ уже недостаточен, недостаточно и подражания ему. 
У всех народов, кроме евреев и магометан, существуют идолы, однако они не 
относятся к прекрасному искусству, а служат лишь олицетворением представления, 
знаками существующей лишь в представлении, в воображении субъективности, 
которая еще не есть имманентное определение самой сущности. Представление 
получает в религии внешнюю форму, от нее необходимо существенно отличать то, 
что осознается как принадлежащее к сущности бога. В индуистской религии бог 
стал человеком; в тотальности всегда наличествует дух; различие, однако, 
заключается в том, рассматриваются ли моменты как сопринадлежные сущности или 
нет. 
   Следовательно, потребность изобразить бога в прекрасном искусстве появляется 
тогда, когда преодолен момент природности, когда бог есть свободная 
субъективность и его манифестация, его явление в наличном бытии определены 
духом изнутри, являют собой черты духовного созидания. Лишь тогда, когда само 
определение бога позволяет ему полагать различия, в которых он являет себя из 
своей собственной сокровенной глубины, искусство становится необходимым для 
создания его образа. 
   Говоря о возникновении искусства, следует прежде всего подчеркнуть два 
момента: 1) что бог изображается в искусстве чувственно созерцаемым; 2) что бог 
в качестве произведения искусства есть нечто созданное человеческими руками. 
Оба этих момента представляются нам не соответствующими идее бога в той мере, в