Христос выступает как посланник божий, как божественный учитель, то есть как 
учитель, подобный Сократу, лишь превосходящий Сократа, так как Христос был 
безгрешен. Но это только половинчатость. Либо Христос был только человеком, 
либо — «Сыном человеческим» 121. Следовательно, от божественной истории ничего 
не остается, и о Христе говорится так же, как о нем говорится в Коране. 
Различие между этой ступенью и магометанством состоит лишь в том, что 
магометанство, чье воззрение купается в эфире неограниченности, в качестве 
бесконечной независимости отказывается от всего особенного, от наслаждения, 
сословия, собственного знания, от всякой тщеты. Напротив, точка зрения 
рассудочного просвещения, так как для нее бог является потусторонним и но имеет 
никакого положительного отношения к субъекту, устанавливает человека абстрактно 
для себя, так что он признает положительное всеобщее, лишь поскольку оно в нем, 
но содержит его в себе только абстрактно и поэтому заимствует его наполнение 
только из случайности и произвола. 
   Однако нужно признать, что примирение существует даже в этой последней форме,
 это последнее проявление есть также реализация веры. Поскольку все содержание, 
вся истина пропадает в этой частной субъективности, бесконечно знающей себя в 
себе, тем самым в ней осознается принцип субъективной свободы. То, что 
называется внутренним в общине, теперь развито в себе, оно теперь не только 
внутреннее, совесть, но субъективность, которая сама себя делит, различает, 
выступает как конкретная, 
   328 
   как ее объективность, знающая в себе всеобщее как то, что она из себя 
порождает, субъективность, сущая для себя, себя в себе определяющая, 
следовательно, выступающая как завершение субъективного полюса до идеи в себе. 
Недостаток при этом в том, что эта субъективность только формальна, лишена 
истинной объективности; это последняя вершина формального образования, не 
содержащая в себе необходимости. Для истинного завершения идеи нужно, чтобы 
объективность была освобождена, чтобы была тотальность объективности в ней 
самой. 
   Итак, результатом этой объективности является то, что все расплывается в 
субъекте, лишено объективности, устойчивой определенности, развития бога. Эта 
последняя вершина формального образования нашего времени есть в то же время 
высшая степень грубости, потому что она заимствует у образования только форму. 
   До сих пор мы рассмотрели два противоположных полюса в развитии общины: один 
из них — несвобода, рабство духа в сфере абсолютной свободы, другой — 
абстрактная субъективность, субъективная свобода без содержания. 
   с) Наконец, следует еще рассмотреть, как субъективность развивает из себя 
содержание; но в соответствии с необходимостью субъективность знает и признает 
содержание как необходимое и как объективное, сущее в себе и для себя. Это 
точка зрения философии, согласно которой содержание уходит в понятие и 
благодаря мышлению получает свое восстановление и оправдание. 
   Это мышление но есть просто абстрагирование п определение сообразно закону 
тождества; это мышление само в существе своем конкретно и, таким образом, есть 
постижение, оно состоит в том, что понятие определяет себя в свою тотальность, 
в идею. 
   Это для-себя-сущий свободный разум, который развивает и оправдывает 
содержание истины в знании, признает и познает истину. Чисто субъективная точка 
зрения, исчезновение всякого содержания, рассудочное просвещение, так же как и 
пиетизм, не признают никакого содержания и тем самым никакой истины. 
   Однако понятие производит истину — это субъективная свобода, но в то же 
время признает это содержание чем-то непроизведенным, в себе и для себя сущей 
истиной. Эта объективная точка зрения одна только способна на определенном 
уровне образования посредством мышлени 
   329 
   высказать свидетельство духа, и она содержится в лучшей догматике нашего 
времени. 
   Тем самым эта точка зрения есть оправдание религии, особенно христианской, 
истинной религии: она познает содержание в соответствии с его необходимостью, с 
его разумом, а также познает формы в развитии этого содержания. Эти формы мы 
видели: явление бога, его явленность для чувственного, духовного сознания, 
которое пришло ко всеобщности, к мышлению; мы видели это полное развитие духа. 
   Оправдывая содержание и познавая формы, определенность явления, мышление тем 
самым познает также и границы этих форм. Просвещение знает только отрицание, 
границу, определенность как таковую и поэтому совершенно несправедливо по 
отношению к содержанию. 
   Форма, определенность — это не только конечность, граница, но форма в 
качестве тотальности формы сама есть понятие, и эти формы необходимы, 
существенны. 
   Поскольку рефлексия вторглась в религию, мышление, рефлексия занимает 
враждебную позицию по отношению к представлению в религии и к конкретному 
содержанию. Мышление, начав таким образом, уже не может остановиться, 
осуществляет себя, опустошает душу, небо и познающий дух, и тогда религиозное 
содержание спасается в понятии. Здесь оно должно получить свое оправдание, 
мышление должно постигнуть себя как конкретное и свободное, сохраняя различия 
не только как положенные, а как свободно отпущенные и тем самым признавая 
содержание как объективное. 
   Философия должна установить связь, отношение к обеим предшествующим ступеням.
 Религия, потребность в благочестии могут искать прибежища как в понятии, так и 
в ощущении, в чувстве, ограничиваться ими, отказываться от истины, от познания