таким образом, это вершина такой субъективности, свободы, отрекающейся от 
истины 
   325 
   и развитая истины, парящей в себе и знающей, что то, чти имеет значимость 
для нее, представляет собой только ее определения, что она господствует над тем,
 что есть добро и зло. 
   Это некое внутреннее парение в себе, которое может в такой же мере быть 
лицемерием, в самой высшей степени тщеславием, как и сочетаться со спокойными, 
благородными, благочестивыми устремлениями. Это то, что называют благочестивой 
жизнью чувств, чем ограничивается пиетизм, не признающий никакой объективной 
истины, обратившийся против догматов, против содержания религии; он, правда, 
еще сохраняет опосредствование, некоторую связь с Христом, но это отношение 
должно оставаться в чувство, во внутреннем ощущении. Таким образом, здесь у 
каждого есть свой бог, Христос и т. д.; частность, в которой каждый имеет свою 
индивидуальную религию, мировоззрение и т. д., действительно присутствует в 
человеке, но в религии через жизнь в общине она уничтожается, больше не имеет 
никакого значения для истинно благочестивого человека, устраняется. 
   По сю сторону пустой сущности бога находится, таким образом, для себя 
свободная, ставшая самостоятельной конечность, абсолютно значимая в себе, 
подобно, например, добропорядочности индивидуумов. Дальнейшим следствием 
является то, что не только отрицается, оказывается потусторонней объективность 
бога, но и сами по себе исчезают все другие объективные и для себя значимые 
определения, полагаемые в мире в качестве права, нравственности и т. д. 
Поскольку субъект отступает на высшую точку своей бесконечности, добро, 
справедливость и т. д. содержатся только в нем, он делает все это своим 
субъективным определением, это только его мысль. Исполнение этого добра есть 
дело природного произвола, случайности, страсти и т. д. Этот субъект убежден, 
что объективность заключена в нем самом и не имеет самостоятельного 
существования, для него имеет значение только принцип тождества; этот субъект 
абстрактен, он может быть наполнен любым содержанием, он способен усвоить любое 
содержание, принятое в человеческом сердце. Таким образом, субъективность есть 
произвол и сознание своей абсолютной власти; сознание того, что она порождает 
объективность, добро и дает ему содержание. 
   Другое развитие этой точки зрения состоит в тем, что по отношению к единству,
 в которое субъект, опустошив 
   326 
   себя, превратился, он не выступает для себя, не сохраняет по отношению к 
нему свою частность, но лишь определяет себя к тому, чтобы погрузиться в 
божественное единство. Таким образом, субъект не имеет ни особенной, ни 
какой-либо объективной цели, кроме почитания Единого Бога. Эта форма является 
религией, в ней есть утвердительное отношение к сущности, которой является 
Единый, субъект отказывается здесь от себя. Эта религия имеет такое же 
объективное содержание, как и иудейская религия, но отношение человека здесь 
шире: у человека не остается здесь никакой особенности, здесь недостает 
иудейской веры в значение своей нации, которое полагает это отношение к Единому,
 здесь нет ограничения, человек относится к этому Единому как чистое 
абстрактное самосознание. Это определение магометанской религии. В ней 
христианство имеет свою противоположность, так как у псе общая сфера с 
христианской религией. Подобно иудаизму, она является духовной религией, по 
только в абстрактном знающем духе этот бог выступает для самосознания и стоит 
на одной ступени с христианским богом, поскольку в нем не сохраняется никаких 
частных свойств. Кто боится бога, тот ему угоден, и человек имеет ценность лишь 
постольку, поскольку он полагает свою истину в знании того, что это — Единый, 
сущность. Не признается никакой перегородки между верующими я между ними, с 
одной стороны, и богом — с другой. Перед богом снимается определенность 
субъекта по положению и рангу: будет ли субъект высокопоставленным или рабом, 
имеет второстепенное значение. 
   Противоположность христианства и магометанства состоит в том, что в Христе 
духовность конкретно развита и осознается как триединство, то есть как дух, и 
что история человека, отношение его к Единому есть кок конкретная история, 
начинающаяся с природной воли, которая но такова, какой она должна быть; снятие 
этой природной воли и становление самим собой [т. е. духом] происходит путем 
этого ее отрицания в этой ее сущности. Магометанин же ненавидит и изгоняет все 
конкретное, бог у него есть абсолютно Единый, по отношению к которому человек 
не сохраняет для себя никакой цели, ни-какой партикулярности, никакого 
своеобразия. Правда, существующий человек партикулярен в своих склонностях, 
интересах, и последние являются тем более дикими, необузданными, что они пе 
подвергаются рефлексии, но 
   327 
   вместе с тем существует и полная противоположность — все бросить, оставаться 
равнодушным ко всякой цели — абсолютный фатализм, равнодушие к жизни, 
несущественность какой бы то ни было практической цели. Но поскольку человек 
является также и практическим, деятельным, то целью теперь может стать только 
пробуждение в людях желания прославлять Единого; поэтому магометанская религия 
в существе своем фанатична. 
   Рефлексия, которую мы выше рассмотрели, стоит на одной ступени с 
магометанством, поскольку она утверждает, что бог лишен всякого содержания, что 
он не конкретен. Следовательно, здесь нет явления бога во плоти, возвышения 
Христа до Сына Божьего, просветления конечности мира и самосознания до 
бесконечного самосознания бога. Христианство здесь означает только учение, а