внешнее, где человек в своих действиях в то же время находится вне самого себя; 
это отношение несвободы вообще. 
   Во все, что считается существенным: во все стремления, отношения к семье, к 
деятельности и к государственной жизни — внесено раздвоение, и принципом 
является но-у-себя-бытие человека. 
   Во всех этих формах человек находится в рабство, и все эти формы имеют 
значение ничтожных, неосвященных, и, поскольку он — в этих формах, он в 
сущности есть нечто конечное, раздвоенное, так что это его бытие ость 
незначащее, а значащим является другое. 
   Это примирение с мирским, с собственным сердцем человека осуществляется 
таким образом, что является как раз противоположностью примирения. Дальнейшее 
осуществление этой разорванности в самом примирении и есть то, что выступает 
как упадок церкви — как абсолютное противоречие духовного в нем самом. 
   г) Третье определение состоит в том, что это противоречие разрешается в 
нравственности, что принцип свободы проникает в широкое начало, и, поскольку 
мирское формируется в соответствии с понятием, разумом, истиной, 
   323 
   самой вечной истиной, оно есть ставшая конкретной свобода, разумная воля. 
   В организации государства божественное вторгается в действительность и 
проникает ее собой, так что мирское оказывается оправданным в себе и для себя, 
ибо его основу составляет божественная воля, закон права и свободы. Истинное 
примирение, благодаря которому божественное реализуется в сфере 
действительности, имеет место в нравственной и правовой жизни государства — это 
истинное подчинение (subaction) мирского начала. 
   Институты нравственности — это божественные, священные институты не в том 
смысле, в каком священное противопоставляется нравственному, как, например, 
безбрачие, которое якобы свято, противостоит браку, семейной любви, или 
добровольная бедность противостоит деятельному приобретению, законному, точно 
так же и слепое повиновение считается святым, между тем нравственное — это 
повиновение в свободе, свободная, разумная воля, повиновение субъекта 
нравственному. В нравственности совершается и имеется налицо примирение религии 
с действительностью, с мирским началом. 
   д) Второй момент состоит в том, что теперь идеальная сторона здесь выступает 
для себя. В этой примиренности духа с собой внутреннее знает себя как сущее у 
себя самого, и это знание себя сущим у себя самого как раз и есть мышление, 
которое есть примиренность, у-себя-бытие, бытие-в-мире-с-собой, но в совершенно 
неразвитом, абстрактном мире с собой. Таким образом, возникает бесконечное 
требование, чтобы содержание религии подтверждалось также и мышлением, и эту 
потребность нельзя не удовлетворить. 
   Мышление есть всеобщее, деятельность всеобщего и противостоит конкретному 
вообще, так же как и внешнему. Это свобода разума, приобретенная в религии, 
которая теперь в духе знает себя как для самой себя сущую. Теперь эта свобода 
обращается против простой, бездуховной внешности, рабства, ибо рабство 
противоположно понятию примирения, освобождения, и, таким образом, появляется 
мышление, которое разрушает внешность, в какой бы форме она ни выступала, и 
противостоит ей. 
   Это отрицательная и формальная деятельность, в своей конкретной форме 
названная просвещением; здесь мышление обращается против внешнего и 
утверждается свобода духа, которая заключается в примирении. Это 
   324 
   мышление, как оно выступает вначале, выступает как абстрактно всеобщее, 
направлено против конкретного вообще и тем самым также и против идеи бога, 
против того, что бог есть триединый, не является мертвой абстракцией, а 
относится к самому себе, есть у самого себя, возвращается к самому себе. 
Абстрактное мышление со своим принципом тождества нападает на это содержание 
церкви, ибо это конкретное содержание стоит в противоречии с законом тождества. 
В конкретном существуют определения, различия; поскольку абстрактное мышление 
обращается против внешности вообще, оно обращается также и против различия как 
такового; отношение бога к человеку, единство обоих, божественная милость и 
человеческая свобода — все это связь противоположных определений. Но правилом 
для рассудка, этого абстрактного мышления, является абстрактное тождество; это 
мышление, следовательно, стремится к тому, чтобы уничтожить в боге все 
конкретное, все определения, все содержание, и, таким образом, в качестве 
последнего результата рефлексия имеет в итого лишь предметность самого 
тождества, так что бог теперь есть не что иное, как высшая сущность, лишенная 
определений, пустая, ибо всякое определение делает конкретным; бог есть нечто 
потустороннее для познания, ибо познание есть знание о некотором конкретном 
содержании. Это совершение рефлексии составляет противоположность христианской 
церкви, и, таким образом, все конкретное в боге погашено, что выражается 
приблизительно так: бога невозможно познать, ибо познать бога — значит узнать 
его по его определениям, но он должен оставаться чистой абстракцией. В этом 
формальном (рассуждении) присутствует, правда, принцип свободы, внутреннего, 
самой религии, но он понимаете прежде всего абстрактно. 
   Другое, посредством которого в эту всеобщность при ее абстрактности 
привходит определение, не что иное, как то, что заключено в природных 
склонностях, побуждениях субъекта. Согласно этой точке зрения, человек по 
природе добр. Но поскольку эта чистая субъективность есть идеальность, чистая 
свобода, то, хотя она и держится за определение добра, само добро должно здесь 
точно так же оставаться некоторой абстракцией. 
   Определение добра является здесь произволом, случайностью субъекта вообще, и,