убеждения и поступать в соответствии с ними. Это сходные индивидуальности и 
сходные судьбы. Внутреннее Сократа шло вразрез с религиозной верой его народа, 
так же как и вразрез с государственным устройством греков, и поэтому Сократ был 
казнен — он тоже умер за истину. Христос жил среди другого народа, и поэтому 
его учению носит другую окраску; но царство небесное и чистота сердца здесь 
бесконечно глубже, чем внутреннее Сократа. Такова внешняя история Христа, 
представляющая для неверующих то же самое, что для нас — история Сократа. 
   Однако со смертью Христа начинается обращение сознания. Смерть Христа — это 
центр, вокруг которого оно вращается. В понимании этой смерти состоит различно 
между внешним пониманием и верой, то есть рассмотрением духа, исходящим из духа 
истины, из святого духи. Согласно проведенному сопоставлению, Христос, подобно 
Сократу, — человек, учитель, который вел добродетельную жизнь и помог человеку 
осознать, что есть истина вообще, что должно составлять основу человеческого 
сознания. Высшим рассмотрением, однако, является то, согласно коему в Христе 
открылась божественная природа. Это сознание отражается в приведенных 
высказываниях, что Сын знает Отца и т. д. Эти высказывания прежде всего имеют 
известную всеобщность сами по себе, и экзегеза может вовлечь их в сферу 
всеобщего рассмотрения, но вера постигает их в их истине через истолкование 
смерти Христа, ибо вера в сущности есть сознание абсолютной истины, сознание 
того, что есть бог в себе и для себя. Но 
   286 
   мы видели, чем является бог в себе и для себя: он есть этот жизненный 
процесс, триединство, в котором всеобщее противопоставляет себя самому себе и в 
этом противопоставлении тождественно с собой. В этом элементе вечности бог есть 
совпадение с самим собой, смыкание с самим собой. Только вера постигает и 
сознает то, что в Христе эта в себе и для себя сущая истина созерцается в своем 
процессе и что только через него эта истина впервые открылась. 
   Это рассмотрение только и является религиозным как таковым, где само 
божественное выступает как существенный момент. В друзьях, знакомых, которые 
слышали учение, налицо предчувствие, представление, желание нового царства, 
«нового неба и новой земли»111, нового мира; эта надежда, эта достоверность, 
ранив их сердца, поселилась в их сердцах. 
   Но страдание, смерть Христа сняли человеческое отношение Христа, и в этой 
смерти содержится как раз то, что составляет переход в религиозное; тут важен 
смысл, способ понимания этой смерти. С одной стороны, это естественная смерть, 
причиной которой были несправедливость, ненависть и насилие; но в сердцах и 
душах уже утвердилось убеждение, что речь идет не о моральности вообще, не о 
мышлении и воле субъекта в себе, исходящего из себя; но интерес здесь 
составляет бесконечное отношение к богу, к присутствующему богу, достоверность 
царства божьего, умиротворение не в моральности, нравственности или же совести, 
но умиротворение, вне и помимо которого нет ничего высшего, — абсолютное 
отношение к самому богу. 
   Все другие способы умиротворения являются подчиненными с какой-нибудь 
стороны, так что отношение к богу остается чем-то потусторонним, чем-то далеким,
 даже не налично данным. В царстве божием основным определением является 
присутствие бога, так что живущим в царстве божием предлагается не только 
любить людей, по осознать, что бог есть любовь. 
   Тем самым сказано, что бог присутствует, что это должно быть собственным 
чувством, чувством себя. Этим определением является царство божие, присутствие 
бога. К нему принадлежит достоверность божественного присутствия. Поскольку, с 
одной стороны, это потребность, чувство, субъект, с другой стороны, должен 
отличать себя от этого, а также должен отличать от себя это присутствие 
   287 
   бога, но таким образом, чтобы это присутствие было достоверным, и эта 
достоверность может здесь выступать только в образе чувственного явления. 
   Определение субъективности как действительной, выступающей непосредственно и 
отличной от простой мысли — это и есть сама вечная идея. С другой стороны, это 
вера, рожденная болью мира и покоящаяся на свидетельстве духа, вера, 
истолковывающая себе жизнь Христа. Его учение, его чудеса постигаются и 
понимаются в этом свидетельстве веры. История Христа также рассказана теми, на 
кого уже излился дух. Чудеса постигаются, и о них повествуется в этом духе, и 
смерть Христа в этом духе может быть истинно понята таким образом, что в Христе 
открыл себя бог и было явлено единство божественной и человеческой природы. 
Смерть тогда есть, так сказать, пробный камень, на котором испытывается вера, 
поскольку здесь в сущности становится очевидным, как понято явление Христа. 
Смерть имеет теперь прежде всего тот смысл, что Христос был богочеловеком — 
богом, имевшим в то же время человеческую природу, включая и саму смерть. 
Смерть — удел человеческой конечности; таким образом, смерть есть высшее 
доказательство человеческой природы, абсолютной конечности. Христос умер 
страшной смертью злодея, не только естественной смертью, но позорной смертью па 
кресте — человеческая природа проявилась в нем в своем крайнем пределе. 
   В этой смерти следует выделить прежде всего особенное определение, а именно 
ее полемическую направленность вовне. В ней становится зримым не только 
принесение в жертву природной воли, но и все своеобразие, все интересы и цели, 
на которые может направляться природная воля; все величие мира и все, что в нем 
имеет значение, опускается тем самым в могилу духа. Это революционный элемент, 
посредством которого миру дан совершенно другой облик. Но в отказе от природной 
воли вместе с тем просветляется конечное, инобытие. Ведь инобытие помимо 
непосредственной природность имеет и более широкий охват, и более широкое 
определение. К наличному бытию субъекта существенно принадлежит то, что он