| |
противоположность явила и изобразила себя в качестве существующей потребности,
это выразилось в словах: «Когда пришла полнота времен» 101, то есть налицо дух,
потребность духа, указывающего на необходимость примирения.
г) Примирение. Глубочайшая потребность духа состоит в том, чтобы
противоположность в самом субъекте была заострена до ее всеобщих, то есть самых
абстрактных, крайностей. Отсюда это раздвоение, эта боль. Благодаря тому что
обе эти стороны не распались, а это противоречие имеет место в одном [субъекте],
субъект раскрывается в то же время как бесконечная способность к единству, он
может выдержать это противоречие. Он обладает формальной, абстрактной, но
бесконечной энергией единства.
Потребность удовлетворяется сознанием примирения, снятия, ничтожности
противоположности, сознанием того, что эта противоположность не есть истина,
что единства можно достичь посредством отрицания этой противоположности, то
есть что существует острая потребность в мире, в примирении. Примирение есть
потребность субъекта, она заключена в нем как бесконечно едином, тождественном
с собой.
Это снятие противоположности имеет две стороны.
У субъекта должно возникнуть сознание, что эта противоположность не есть в
себе, что истина, внутреннее, есть снятие этой противоположности. И тогда, так
как противоположность в себе поистине снята, субъект как таковой в своем
для-себя-бытии может достигнуть
271
снятия этой противоположности, достигнуть мира, примирения.
бб) То, что противоположность снята в себе, составляет условие, предпосылку,
возможность снятия ее субъектом также и для себя. Поэтому говорится: субъект не
может достичь примирения, исходя только из себя, то есть из себя как этого
субъекта, путем своей деятельности: то, благодаря чему осуществляется и может
осуществляться примирение, не есть его действие как субъекта.
Такова природа потребности, если ставится вопрос, благодаря чему она может
быть удовлетворена. Примирение может быть достигнуто лишь благодаря тому, что
для субъекта разрыв снимается, что кажущееся несоединимым, эта
противоположность, ничтожно, что божественной истиной для субъекта становится
разрешенное противоречие, в котором обе стороны отказались от своей абстракции
по отношению друг к другу.
Поэтому здесь еще раз поднимается поставленный выше вопрос: не может ли
субъект, исходя из самого себя, своей деятельностью осуществить это примирение,
так, чтобы благодаря его благочестию, молитвам его внутренний мир пришел в
соответствие с божественной идеей и чтобы это нашло выражение в его поступках?
И если этого по может достичь отдельный субъект, то не могут ли достичь этого
по крайней мере все люди, которые действительно хотели бы принять в себя
божественный закон, так, чтобы небо было на земле, чтобы дух жил, осененный его
благодатью теперь, в настоящем, чтобы он стал реальностью? Вопрос состоит в том,
может ли субъект, исходя из себя как субъекта, создать это? Согласно обычному
представлению, он в состояния это сделать. Здесь следует принять во внимание, о
чем в точности мы должны вести речь, а именно речь идет о таком субъекте,
который стоит на одном из крайних полюсов, о субъекте, который есть для себя.
Субъективность имеет определение полагания; полагание здесь состоит в том, что
нечто существует благодаря мне. Это полагание, действие и т. д. совершается
мной, содержание может быть каким угодно, поэтому само создание есть
одностороннее определение и продукт его есть только нечто положенное, он, как
таковой, остается только в абстрактной свободе. Поставленный выше вопрос
означает поэтому, не может ли это [состояние] возникнуть
272
благодаря его пологанию. Это полагание в сущности должно быть некоторой
предпосылкой, так, чтобы положенное было также в себе. Единство субъективности
и объективности, это божественное единство, должно быть предпосылкой для моего
полагания, только тогда последнее имеет содержание; содержание есть дух,
содержимое, в противном случае оно будет субъективным, формальным, и только
таким образом мое полагание и получает истинное, субстанциальное содержание.
Вместе с определением этой предпосылки полагание теряет свою односторонность,
значение этой предпосылки лишает его этой односторонности, оно теряет ее. Кант
и Фихте говорят, что человек может только сеять, творить добро в предположении
некоторого морального миропорядка; он не знает, удастся ли ему его дело, будет
ли оно успешным, он может только действовать в предположении, что добро
содействует успеху в себе и для себя, что оно есть по только нечто положенное,
но объективно по своей природе. Эта предпосылка есть существенное определение.
Следовательно, гармонизацию этого противоречия надо представлять таким
образом, что она есть предпосылка для субъекта. Познавая божественное единство,
понятие познает, что бог есть в себе и для себя, и том самым понимание,
деятельность субъекта не существует для себя, а имеет существование только при
этой предпосылке. Истина, следовательно, должна явиться субъекту в качестве
предпосылки, и вопрос состоит в том, как, в каком образе может явиться истина
на той точке зрения, на которой мы находимся; эта точка зрения — бесконечное
страдание, чистая глубина души, и из-за этого страдания противоречие должно
быть снято. Это снятие вначале с необходимостью выступает в образа предпосылки,
потому что субъект есть односторонняя крайность.
Поведение субъекта есть, следовательно, только полагание, деятельность как
лишь одна сторона, другая сторона — субстанциальная, лежащая в основе, которая
содержит возможность. Это значит, что в себе эта противоположность не
наличествует. Конкретнее это значит, что противоположность вечно возникает и
|
|