в мире, это господство, цель бога, которая представляется, сознается, мыслится 
как мировое господство. У обеих сторон есть своя односторонность: первая может 
быть выражена как чувство смирения, вторая есть абстрактное возвышение человека 
в себе, человек концентрируется в себе. Это — стоицизм или скептицизм. 
   Стоический, скептический мудрец был сосредоточен в себе, должен был находить 
удовлетворение в себе са- 
   268 
   мом, и в этом независимости, непреклонности бытия у себя обретать счастье, 
согласие с самим собой, обретать покой в своем абстрактном, присутствующем в 
нем самосознательном внутреннем мире. 
   Как мы уже говорили, в этом разрыве, раздвоении определяется субъект, [он] 
постигает себя как крайний термин абстрактного для-себя-бытия, абстрактной 
свободы, душа погружается в свою глубину, в свою бездну. Эта душа есть 
неразвитая монада, голая монада, пустая, лишенная наполнения душа, но поскольку 
она в себе есть понятие, конкретное, то эта пустота, абстракция противоречит ее 
определению, состоящему в том, чтобы быть конкретной. 
   Следовательно, всеобщее состоит в том, чтобы в этом разрыве, который развит 
как бесконечная противоположность, была снята эта абстракция. Это абстрактное Я 
также и в нем самом есть коля, есть конкретное, но [тем] непосредственным, 
наполнением, которое оно в себе преднаходит, является при родная воля. Душа 
ничего не преднаходит в себе, кроме вожделения, эгоизма и т. п., и это одна из 
форм противоположности, состоящая в том, что Я, душа в своей глубине и реальная 
сторона друг от друга отличны: так, реальная сторона не соответствует понятию и 
потому не сведена к нему, а в себе самой находит только природную волю. 
   Противоположность, в которой реальная сторона развивается дальше, есть мир, 
и единству понятия, таким образом, противостоит совокупность природной воли, 
принципом которой является эгоизм и осуществление которой выступает как 
испорченность, грубость и т. д. Объективность, которую имеет это чистое Я, 
которая выступает для него как ему соответствующая,— это не сто природная воля, 
по также и не мир, а соответствующая ему объективность есть лишь всеобщая 
сущность, Единый, который не наполнен в себе, которому противостоит всякое 
наполнение, мир. 
   Сознание этой противоположности, этого разрыва Я и природной воли есть 
сознание бесконечного противоречия. Это Я непосредственно связано с природной 
волей, с миром и в то же время отталкивается от него. Это — бесконечная боль, 
страдание мира. Примирение, которое мы до сих пор находили на этой точке зрения,
 является лишь частичным и потому неудовлетворительным. Уравновешение Я в себе 
самом, которое имеет 
   269 
   место в стоической философии, где Я знает себя как мыслящее и его предметом 
является мыслимое, всеобщее и это для него — абсолютно всё, истинная сущность, 
где, следовательно, всеобщее имеет для него значимость как нечто мыслимое не 
значимо для субъекта как положенное им самим,— это примирение является лишь 
абстрактным, так как вне этого мыслимого оказываются все определения, оно есть 
лишь формальное тождество с собой. На этой абсолютной точке зрения не может и 
не должно иметь место такое абстрактное примирение; природная воля тоже не 
может удовлетвориться в себе, ибо природная воля и состояние мира недостаточны 
для нее, постигшей свою бесконечность. Абстрактная глубина противоположности 
требует бесконечного страдания души и тем самым примирения, которое столь же 
совершенно. 
   Это самые высокие, самые абстрактные моменты, противоположность является 
наивысшей. Обе стороны суть противоположность в ее наисовершеннейшем 
всеединении, в ее наиболее внутреннем, в самом всеобщем — противоположности в 
наибольшей глубине. Но обе стороны являются односторонними: первая сторона 
содержит боль, абстрактное смирение; здесь наивысшее — это несоответствие 
субъекта всеобщему, раздвоение, разорванность, незаполненость, 
неуравновешенность,— точка зрения противоположности бесконечного, с одной 
стороны, и прочной конечности — с другой. Эта конечность есть абстрактная 
конечность: то, что здесь оказывается моим, выступает лишь как зло. 
   Эта абстракция имеет свое дополнение в другом - что мышление в себе самом, 
мое соответствие самому себе, то, что я удовлетворен в себе самом, могу быть 
удовлетворенным в себе самом. Но для себя эта другая сторона столь же 
одностороння, она есть лишь утвердительное, утверждение себя в себе самом. 
Первая сторона, подавленность, является лишь отрицательной, лишена утверждения 
в себе; вторая должна быть этим утверждением, удовлетворением себя в себе. Но 
это мое удовлетворение в себе есть лишь абстрактное удовлетворение путем 
бегства из мира, из действительности, путем бездеятельности. Поскольку это 
бегство из действительности, оно также бегство из моей действительности, не из 
внешней действительности, а из действительности моей воли. 
   270 
   У меня не остается действительность моей воли, но остается Я как этот 
субъект, исполненный воли, но у меня остается непосредственность моего 
самосознания, остается это самосознание, правда совершенно абстрактное, но в 
нем содержится последний предел глубины, и я удержался в ней. 
   Это не абстрагирование от моей абстрактной действительности во мне или от 
моего непосредственного самосознания, от непосредственности моего самосознания. 
Следовательно, на этой стороне преобладает утверждение без отрицания 
односторонности непосредственного бытия. Там односторонним является отрицание. 
   Эти два момента содержат потребность в переходе. Понятие предшествующих 
религий очистилось до этой противоположности, и, поскольку эта