непосредственно относящихся к нашим потребностям, не связано с какой-либо целью,
 а регулируется непосредственно, то целенаправленная деятельность, напротив, 
есть не только вызванная нашими потребностями привычная деятельность, но 
определена представлениями. Она также остается еще конечной, поскольку ее цель 
конечна; однако поскольку в основе ее лежит принцип, согласно которому конечное 
должно быть поднято до бесконечности, то и эти конечные цели неизбежно должны 
быть доведены до уровня бесконечной цели. Это совершает религиозная 
деятельность, создающая благочестивые деяния, предназначенные не для достижения 
конечной цели, а для того, чтобы быть тем, что есть 
   392 
   в себе и для себя. Подобная деятельность и есть здесь культ как таковой. Его 
деяния и творения не следует уподоблять нашим церквам, построенным только 
потому, что они нужны; эта деятельность, смысл которой в чистом созидании и в 
непрерывности, есть сама своя цель и поэтому не может быть приостановлена. 
   Подобная деятельность может быть различной по своему характеру п по степени 
— от простого движения тела в танце до колоссальных, превосходящих все нагни 
представления памятников. Смысл этих последних творений религиозной 
деятельности заключается в том, что они будут воздвигаться вечгго, ибо если 
одно поколение считает работу закопченной, то следующее опять наминает ее 
сначала. 
   Определяющим для этих творений еще не является свободная фантазия; они 
должны быть прежде всего невероятными и колоссальными. Создание по существу еще 
связано с природным п данным, и свобода этой деятельности ограничивается тем, 
что она может преступать меру п доводить данные ей образы до невероятных форм п 
размеров. 
   Все эти творения также относятся к сфере жертвенности. Ибо и здесь, как в 
жертве, цель есть всеобщее, перед лицом которого субъект в своей деятельности 
должен отказаться от своей особенности (die Eigenheit) и своих интересов. 
Деятельность как таковая вообще есть не что иное, как отказ от чего-либо, но 
уже не от внешних вещей, а от внутренней субъективности. Этот отказ и это 
жертвование, заключенные в деятельности, вместе с тем, будучи деятельностью, 
совершают объективацию, создают нечто, но не так, что продуцированное ими бытие 
выходит только из меня,— создание это происходит в соответствии с 
содержательной целью. Труд человека, посредством которого единство конечного и 
бесконечного совершается лишь постольку, поскольку оно прошло через дух и вышло 
из его деятельности,— уже более значительная жертва по сравнению с той, которая 
являла собой лишь отказ от непосредственной конечности. Ибо в этом созидании 
жертва носит характер духовной деятель-ности, и в нем содержится напряжение, 
которое в качестве отрицания особенного самосознания удерживает заключенную во 
внутреннем (im Inneni) и в представлении цель и создает для созерцания внешнее 
выражение, 
   393 
   До сих пор мы рассматривали культ на этой стадии, как он выходит из 
предпосланного единства самосознания и предмета. Однако здесь часто наблюдается 
и отклонение от этого первоначального единства, от этого умиротворения или 
недостатка потребности в умиротворении. Отклонения эти отчасти вызываются 
произволом субъекта, наслаждением, которое индивидуум испытывает в своем мире, 
ибо он еще не есть духовное самосознание, следовательно, обладает еще 
склонностями, вожделением; или же эти отклонения приходят с другой стороны, 
вызываются силами природы, несчастьем людей, индивидуума, народов, государств. 
После подобных нарушений единства для его восстановления всегда необходимо 
серьезное отрицание. 
   Тогда появляется разорванность божественного и человеческого, и смысл культа 
уже не в наслаждении этим единством, а в снятии раздвоения. Однако и здесь еще 
сохраняется предпосылка в себе и для себя сущего примирения. 
   2. Эта разорванность первоначально выступает в сфере природы и проявляется 
тогда как внешняя беда, претерпеваемая народом: бог здесь — субстанциальная 
сила, сила, господствующая в сфере духа и природы. Когда в стране неурожай, 
чума, когда она испытывает военные неудачи или бедствия другого рода, то культ 
направлен на то, чтобы вновь обрести прежнюю благосклонность богов. Здесь 
несчастье означает разделение, оно касается лишь природной сферы, внешнего 
состояния телесного наличного бытия, того, что внешние обстоятельства не 
соответствуют представлению о счастье. Отправной точкой здесь служит 
предпосылка, что это природное состояние не случайно по своему характеру, но 
зависит от некоей высшей силы, которая определяет себя в качестве бога: оно 
положено, создано богом. Последующее определение сводится к тому, что воля, 
породившая несчастье, находится в покоем моральном отношении, что человек или 
народ несчастлив, потому что этот человек или этот народ виноват, потому что он 
заслужил это своими действиями. Именно поэтому нарушается естественный ход 
развития, и цели люден не достигаются — природа враждебно противостоит пользе и 
благополучию людей. При подобном разделении необходимо восстановить единство 
между божественной волей и целями людей. Культ принимает, таким образом, форму 
искупления; оно совершается по- 
   394 
   средством покаяния и эпитимьи, посредством жертв и церемоний, призванных 
засвидетельствовать, что человек самым серьезным образом намерен отказаться от 
своей особенной воли. 
   Здесь в основе лежит воззрение, что бог — сила, господствующая над природой, 
что природа подчинена высшей воле. Вопрос, который в этой связи возникает, 
сводится только к тому, в какой мере божественная воля проявляет себя в ходе