его себе как другое, и тем самым сам становится другим по отношению к себе, 
конечным, ибо ему противостоит другое. Это инобытие и есть его противоречие с 
самим собой. Он есть, таким образом, конечное, противостоящее другому конечному.
 Истинное, однако, заключается в том, что эта конечность есть лишь явление, в 
котором бог остается самим собой. Творение есть деятельность, в ней заключено 
различение и тем самым момент конечности, однако эта устойчивость конечного 
должна вновь снять себя. Ибо она принадлежит богу, это — его другое и есть 
только в определении другого по отношению к богу. Оно — другое и не другое; оно 
само уничтожает себя; оно не есть оно само, но другое, оно губит себя. Тем 
самым, однако, инобытие полностью исчезает в боге, и бог познает самого себя в 
том, благодаря чему он сохраняет себя как результат себя посредством самого 
себя. 
   В соответствии с этим рассмотрением следует различать две бесконечности, 
истинную бесконечность и дурную бесконечность рассудка. Таков, следовательно, 
момент конечности в жизни бога. 
   361 
   с. Переход к спекулятивному понятию религии 
   Для развитого разумного рассмотрения конечного простые формы положения — бог 
бесконечен, «я» конечно — лишены значения; это — ложные, дурные выражения, 
формы, не соответствующие сущности идеи и природе вещи. Конечное не есть сущее, 
так же и бесконечное не устойчиво в своей бесконечности. Эти определения — лишь 
моменты процесса. Бог есть также в качестве конечного, «я» — также в качестве 
бесконечного. Есть, которое в этих положениях постигается как неподвижное в 
своей устойчивости, будучи постигнутым в своей истине, имеет только значение 
деятельности, жизненности и духовности. 
   Не исчерпывают определения и предикаты, особенно предикаты односторонние и 
преходящие. То, что истинно, идея, есть только как движение. Так, бог есть 
движение в самом себе, и только тем самым он есть бог живой. Однако 
устойчивость конечного не следует удерживать, оно должно быть снято: бог есть 
движение к конечному и тем самым посредством снятия этого конечного — движение 
к самому себе. В «я», в конечном, снимающем себя в качестве конечного, бог 
возвращается к себе, и есть бог только в качестве такого возвращения. Без мира 
бог не есть бог. 
   У античных авторов подобные абстракции были особенно распространены; это — 
порождения возникающего абстрактного мышления, рефлексии. Однако уже Платон 
видел в бесконечности дурное, а в определенном — нечто высшее; он считал, что 
граница, себя в себе ограничивающая, выше, чем неограниченное. Истинное есть 
единство бесконечного, в котором содержится конечное. 
   Из всего сказанного следует, что мы должны избавиться от этого пугающего нас 
призрака — от противоположности конечного и бесконечного. К нему прибегают, 
чтобы устрашить тех, кто стремится к знанию о боге, к позитивному отношению с 
ним; их упрекают в самонадеянности, пускаясь при этом в длительные 
разглагольствования, преисполненные назиданий, благолепия и наигранной 
скромности. Между тем подобную самонадеянность можно с равным успехом отнести и 
к религии. С данной точки зрения не имеет существенного значения, познаю ли я 
содержание, бога в мышлении или ос- 
   362 
   веру в его истинность на авторитете, ощущаю ли сердцем, посредством 
внутреннего озарения или любом другим способом. Всему этому противопоставляется 
призрак самонадеянности, стремления погнать бога, постигнуть бесконечное 
посредством конечного. От этой противоположности мы должны полностью отказаться,
 продумав до конца все ее следствия. 
   Тот, кто не отвергнет этот фантом, погружается в пустоту, ибо он полагает 
божественное как неспособное прийти к самому себе, тогда как дело заключается в 
том, что он сам удерживает свою субъективность и, исходя из нее, утверждает 
бессилие своего познания. Это-то и есть субъективная неправда, лицемерие, 
которое сохраняет конечное и, признавая его пустоту, тем не менее держится за 
эту признанную им, известную ему пустоту, превращает ее в абсолют и тем самым 
препятствует iго-знанию, содержательной, объективной религии и религиозности, 
уничтожает ее или препятствует ее возникновению. 
   От этой пустоты сохраняющей себя субъективности, от этого «я» мы 
освободились, погрузившись в предмет, и со всей серьезностью отвергли эту 
бессодержательную точку зрения. Таков результат нашей научной деятельности. 
   Отрицательное отношение сознания к абсолютному обычно обосновывают 
наблюдением. Сознанию якобы доступно лишь конечное, бесконечное же лишено 
определений (и, следовательно, как мы уже видели, в себе только субъективно), и 
поэтому сознание может иметь только отрицательное отношение к нему. Поскольку 
мы в наблюдении обнаруживаем лишь такое отношение, то знать абсолютное, истину, 
невозможно. В этой связи необходимо сделать кое-какие замечания. 
   Говоря о возможности и невозможности как таковых, следует исходить из того, 
что в той мере, в какой возможность и невозможность имеют определенный смысл, 
обе они имеют в виду внутреннее, понятие предмета, то, что он есть в себе, 
поэтому решение о возможности или невозможности чего-либо должно быть принято в 
зависимости от природы самого понятия. Между тем, если стать на точку зрения 
сознания, основывающегося на наблюдении, на точку зрения наблюдения, вообще 
нельзя говорить о внутреннем, о понятии, ибо подобная точка |мчшя не посягает 
на познание внутреннего, она исходит 
   363 
   только из того, что относится к сфере внешнего сознания как такового. 
Возможность и невозможность не относятся, следовательно, к этой сфере.