конечное; то и другое суть мой продукт, они исчезают во мне, я — господин и 
создатель этого определения. И тем самым положено второе, что «я» есть 
положенное по ту сторону аффирмативное, отрицание отрицания, «я» есть то, в чем 
исчезает противоположность, рефлексия, призванная уничтожить обе стороны 
противоположности. Так, «я» посредством своей собственной рефлексии уничтожает 
эти разрешающиеся противоречия. 
   yy) Абсолютное утверждение конечного в рефлексии 
   В этой связи мы считаем необходимым остановиться на том, что происходит с 
конечным в дальнейшем, можно ли действительно реально освободиться от него и 
получает ли оно то, что ему принадлежит по праву, т. е. будет ли оно 
действительно снято, растворившись в бесконечности, или останется в своей 
конечности и только благодаря тому получит форму бесконечности, что 
противостоящее ему бесконечное есть конечное. Можно предположить, что рефлексия 
не хочет сохранить ничтожное п что самосознание со всей серьезностью относится 
к своей конечности, в самом деле желая отрешиться от нее. Однако именно этого 
здесь нет, а есть лишь видимость. Происходит совсем иное — конечное сохраняет 
   351 
   себя, я держусь себя, не отказываюсь от своей ничтожности, но в пей 
превращаю себя в бесконечное, в действенное, деятельное, бесконечное. 
   Итак, мы имеем следующее: конечное «я», поскольку оно есть полагание 
бесконечного по ту сторону себя, положило само это бесконечное как конечное, в 
нем оно, будучи таким же конечным, тождественно самому себе, и в качестве 
тождественного бесконечному оно становится бесконечным для себя. Это — 
кульминационная точка субъективности, которая держится за самое себя, 
конечность, которая остается и, оставаясь таковой, превращает себя в 
бесконечность, бесконечную субъективность, способную справиться с любым 
содержанием; однако сама эта субъективность, эта кульминация конечности еще 
сохраняет себя; все содержание уже улетучилось и рассеялось, не исчезло только 
суетное тщеславие. Эта кульминация создает видимость отказа от конечного; 
однако именно в ней утверждает себя еще конечность как таковая. Вернее, 
абстрактное самосознание есть чистое мышление в качестве абсолютной мощи 
отрицания, способного справиться со всем, но эта мощь сохраняет еще себя, в 
качестве этого «я» отрекаясь от всего конечного и выражая эту конечность как 
бесконечность, как всеобщую аффирмативность. Недостаток здесь в отсутствии 
объективности. При истинном отказе все зависит от того, есть ли у этой 
кульминации предмет. 
   Рассмотренная точка зрения есть рефлексия в своей завершенности, абстрактная 
субъективность; «я», абсолютно идеализирующее, для которого снято всякое 
различие, определение, содержание, лишь самим собой положенное «я». 
Определяющее есть это «я», и только «я» в качестве этого единичного, в качестве 
непосредственной самости, в качестве «я» как непосредственного «я». 
   Во всяком содержании «я» есть непосредственное отношение с собой, т. е. 
бытие, и «я» есть это в качестве единичности, в качестве отношения негативности 
с самим собой. Положенное мной положено как различенное от меня, негативное и, 
следовательно, отрицающее, только положенное. Тем самым «я» — непосредственная 
негативность. Итак, «я», это исключающее, каким я непосредственно предстаю, т. 
е. со всеми моими чувствами, мнениями, с произвольностью и случайностью моих 
ощущений и желаний, и есть аффирмативное вообще, есть добро. Объективное 
содержание, закон, истина, долг — все 
   352 
   i hi меня исчезает, я не признаю ничего, ничего объек-шииого, никакой истины.
 Бог, бесконечность — для меня ш'что потустороннее, обособленное от меня. «Я» 
един-<шейное позитивное, и нет содержания, которое имело им значимость в себе и 
для себя, имело бы аффпрма-тшшость в самом себе, если оно не положено мной. И» 
тина и добро — лишь следствие моей убежденности, и, для того чтобы нечто было 
сопричастно добру, нужна лишь моя убежденность, мое признание. В этой 
идеальности всех определений лишь один я — реальность. При этом данная точка 
зрения еще претендует на скромность, а скромность ее заключается в том, что «я» 
исключает из себя бесконечное, знание и познание бога, отказывается от этого и 
определяет себя по отношению к нему как конечное. Однако тем самым эта 
скромность опровергает самое себя и оказывается скорее высокомерием, ибо я 
исключаю из себя именно истинное, и тем самым «я» в качестве этого есть в 
посюстороннем мире единственное утверждающее, в-себе-и-для-себя-сущее, перед 
лицом которого все остальное исчезает. Подлинная скромность скорее отказалась 
бы от себя, от этого в качестве аффирмативного и признала бы в качестве 
аффирмативпого истинное, в-себе-и-для-себя-сущее. Напротив, ложная скромность, 
признавая конечное негативным, ограниченным, превращает его вместе с тем в 
единственно аффирмативное, в бесконечное и абсолютное: «я», этот, есть 
единственно существенное, т. е. «я», это конечное, есть бесконечное. 
Бесконечное, выраженное как потустороннее, положено только мной. В этом 
определении содержится единство конечного и бесконечного, однако такое единство,
 в котором конечное не погибло, по стало устойчивым, абсолютным, постоянным. В 
силу того что это единство положено конечным «я», оно само становится конечным 
единством. «Я» лицемерит, ссылается на свою скромность, тогда как в 
действительности, будучи преисполненным ничтожества и суетности, оно источает 
гордое самодовольство. С другой стороны, поскольку отпадает знание о чем-то 
высшем и остается одна субъективная растроганность, одно собственное усмотрение,
 индивидуумы больше не связаны в своей единичности ничем объективно общим, и, 
ввиду того что их чувства принимают самый разнообразный характер, они начинают 
относиться друг к другу с ненавистью, враждебностью и презрением.