духе и для духа. 
   Тот факт, что человек конечен, прежде всего означает: я, человек, отношусь к 
другому, существует некое другое, негативное по отношению ко мне, с которым я 
состою в связи, и это составляет мою конечность; мы исключаем друг друга и 
самостоятельны по отношению друг к другу. Таково «я» в качестве чувственно 
ощущающего; все живое исключает подобным образом другое. Слыша, видя, я имею 
перед собой лишь единичное, и во всей моей жизненной практике я имею дело лишь 
с единичным; предметы, удовлетворяющие мои потребности, также единичны. Такова 
точка зрения естественного бытия, естественного существования; в соответствии с 
этой точкой зрения «я» находится в многообразных отношениях, в многостороннем 
внешнем бытии, в ощущениях, потребностях, практических и теоретических 
отношениях — все они по своему содержанию ограниченны и зависимы, все они 
конечны. К сфере этой конечности относится и снятие конечного; каждый инстинкт 
(Trieb), будучи субъективным, относится к другому, он конечен, но снимает это 
отношение, эту конечность, удовлетворяя свои потребности. Возвращение в свою 
аффирмативность и есть удовлетворение; но она остается конечной, ибо 
удовлетворенный инстинкт вновь пробуждается, и снятие отрицания возвращается к 
потребности. Удовлетворение, эта бесконечность, есть лишь бесконечность формы и 
поэтому не есть истинно конкретная бесконечность: содержание остается конечным, 
конечным остается и само удовлетворение, поскольку потребление как таковое 
всегда неполно и конечно; со стороны формы, однако, то обстоятельство, что 
потребность удовлетворяется, есть снятие ее конечности. 
   346 
   Так, удовлетворение голода есть снятие разъединения между мной и моим 
объектом, снятие конечности, правда, только формальное снятие. 
   Естественное не есть в себе и для себя; то, что оно не есть нечто положенное 
самим собой, составляет конечность его природы. Наше чувственное сознание, 
поскольку в нем мы имеем дело с единичным, также принадлежит к сфере этой 
природной конечности — эта конечность должна открыть себя. Конечное определено 
как негативное, оно должно освободиться от самого себя; это первое природное, 
непосредственное освобождение конечного от своей конечности есть смерть; смерть 
есть отказ от конечного; здесь реально, актуально полагается то, что природная 
жизнь есть в себе. Чувственная жизнь единичного находит свой конец в смерти. 
Единичные ощущения в качестве единичных преходящи — одно вытесняет другое, один 
импульс, одно желание прогоняет другое. Это чувственное реально полагает себя 
как то, что оно есть, в своей гибели. В смерти конечное положено как снятое. 
Однако смерть — лишь абстрактное отрицание негативного в себе, • она сама 
ничтожна, очевидная ничтожность. Однако положенная ничтожность есть вместе с 
тем снятая ничтожность и возврат к позитивному. Здесь конечность перестает 
существовать, происходит освобождение от нее. В сознании это освобождение от 
конечности не есть то, что есть смерть; в мышлении, уже в представлении, 
поскольку в нем действует мышление, это освобождение есть нечто более высокое. 
   Р) Конечность с точки зрения рефлексии 
   Поднимаясь теперь от непосредственного сознания к точке зрения рефлексии, мы 
вновь имеем дело с конечностью, выступающей в определенной противоположности к 
бесконечному. Эта противоположность принимает различные формы. Возникает 
вопрос: каковы же эти формы? 
   В точке зрения, основанной на рефлексии, наличествует освобождение от 
конечности, однако и здесь истинная бесконечность выступает лишь в виде снятой 
конечности. Встает, следовательно, вопрос: может ли рефлексия полагать конечное 
как в себе ничтожное (Nichtige), или она идет не далее, чем природа? Может ли 
рефлексия умертвить то, что смертно, или для нее, быть может, ни- 
   347 
   чтожное бессмертно? Поскольку оно ничтожно, мы должны заставить его 
исчезнуть, ибо то, что доступно природе, тем более должно быть доступно 
бесконечному духу. Так, рефлексия подобно природе показывает, что конечное есть 
ничтожное. Однако природа все время возвращается к конечному, и такова же точка 
зрения рефлексии, которая все время стремится сохранить противоположность, 
сохранить конечность перед лицом бесконечного. Именно отношение того и другого 
и есть точка зрения рефлексии. Оба они необходимы для противоположности, 
которая свойственна этой точке зрения. Здесь движение к бесконечному 
совершается только как движение к абстрактному отрицанию конечного, к 
неконечному, которое, однако, в качестве того, что не содержит в себе конечное 
как самое себя, остается по отношению к конечному другим, и, следовательно, 
само остается конечным, которое вновь движется к бесконечному и так далее до 
бесконечности. 
   oci) Инеположность конечности и всеобщности 
   Рассматривая первую противоположность конечного п бесконечного в рефлексии, 
мы видим конечность как многообразие различных внеположностей, каждая из 
которых есть особенное, ограниченное; противостоящее этой конечности 
многообразное определяет себя в своей всеобш,-ности, неограниченности, есть 
всеобщее в этом множестве. Более конкретно эта форма принимает в нашем сознании 
следующий образ. 
   Мы знаем о многих вещах, однако все они единичны. В качестве воления дух 
определен в соответствии с частными целями и интересами. Однако в обоих 
отношениях: и в качестве представляющего, и в качестве воления — дух выступает 
как исключающая особенность и, следовательно, находится в связи с другими 
самостоятельными вещами. И здесь выступает противоположность, поскольку дух 
сравнивает свою налично сущую единичность со своей единичностью, определенной в 
представлении как всеобщая. Богатство знания, которым я обладаю, я сравниваю с