3. Из этого явствует, что двойное отрицание — меня как конечного и 
бесконечного по отношению ко мне - коренится в самом «я», и есть лишь, с одной 
стороны, раздвоение во мне, определение, что я — негативное, с другой, — и 
негативное определено как другое по отношению ко мне. Это второе определение 
также принадлежит мне и, таким образом, обнаруживаются различные направления — 
одно в мою сторону, другое вовне, причем это другое также относится ко мне. Моя 
направленность 
   343 
   на потустороннее и моя конечность суть определения во мне; я остаюсь в них у 
самого себя. Тем самым, следовательно, «я» стало аффирмативным для самого себя, 
и это составляет другую сторону данной точки зрения. Моя аф-фирмативность 
находит свое выражение в словах «я. есмь». Это есть нечто отличное от моей 
конечности и снятие моей конечности. В аспекте стремления, желания, 
долженствования вообще это означает: я — то, чем я должен быть, т. е. я добр по 
своей природе, т. е. я есмь постольку, поскольку я непосредственно добр. С 
рассматриваемой точки зрения речь идет только о том, чтобы я сохранил себя 
таковым, правда, во мне заложена и возможность отношения к другому, возможность 
греха, заблуждения и т. п., но это сразу же определяется как нечто более 
позднее, как внешняя инцидентность. «Я есмь» есть отношение к себе, утверждение 
— я есмь такой, каким я должен быть, заблужден«в!во мне есть то, что не есть я, 
оно не коренится во мне и есть лишь следствие случайного стечения обстоятельств.
 
   В этой утверждающей точке зрения содержится, следовательно, и возможность 
моего отношения к внешнему, возможность омрачения добра. Моя аффирмативность по 
отношению к подобной неправедности становится также опосредствованной, 
восстанавливающей себя из подобной единичности аффирмативностыо, 
опосредствованной снятием заблуждения, самого по себе случайного. Добро, 
которое составляет мою природу, вернулось к равенству с самим собой; это 
примирение не устраняет ничего внутреннего, не касается его, оно устраняет лишь 
внешнее. Мир, конечное, примиряется таким способом с самим собой. Поэтому если 
раньше говорили: бог примирил с собой мир, то теперь это примирение происходит 
во мне как в конечном. Я в качестве единичного добр, и если я совершаю ошибки, 
то мне достаточно отбросить случайность, и я вновь примирен с собой. Мой 
внутренний мир омрачается лишь поверхностно, это омрачение не достигает его 
основы. Дух тем самым не вступает в какие-либо отношения, он остается 
непричастным к этому; внутреннее, дух, есть исконное добро, а негативное 
определяется не внутри природы самого духа. 
   В старой теологии существовало представление о вечных муках; это 
представление исходило из полной свободы воли22. То, что я есмь, зависит не от 
моей природы, а от моей осознанной мною самим воли, и моя вина есть 
   344 
   и-дствие моей воли. Таким образом, моя природа, изна-'i.iJii.Fioe мое 
естество не есть добро; я не могу приписы-вать себе добро вне моей воли, оно 
относится только к сфере моего самосознающего себя духа. 
   В данной же точке зрения добро рассматривается как изначальное свойство 
человеческой природы; его соприкосновение с другим снимается посредством 
восстановления! упомянутой исконности. К этому изначальному добру не может быть 
добавлено ничего, кроме знания о нем, убежденности, мнения, что человек добр, и 
названное выше примиряющее опосредствование состоит, следовательно, в одном 
только сознании, знании того, что я добр но природе, и тем самым есть не что 
иное, как суетная и пустая система, система качелей. 
   Раскачиваясь в себе самом, я попадаю сначала в состояние устремленности, 
направленности к потустороннему или признания совершенных мною ошибок, а затем, 
продолжая раскачиваться в этом стремлении и в этой растроганности, которые 
существуют только во мне, вновь возвращаюсь к себе, пребываю в этом состоянии 
непосредственно у себя. 
   Таково абстрактное определение этой точки зрения. Если развить его, то в нем 
можно обнаружить все взгляды нашего времени: например, утверждение, согласно 
которому добро существует только в моем убеждении, и это убеждение — основа 
моей нравственности, а добро в свою очередь заключено в моей природе. Моего 
убеждения якобы достаточно для меня. Мне достаточно знать, что мой поступок 
хорош. Никакого другого сознания субстанциальной природы этого поступка не 
требуется. Но если это зависит от моего сознания, то я вообще не способен 
совершить ошибку, ибо я — для себя только аффирма-тивен, тогда как раздвоение 
остается формальным, иллюзией, не омрачающей моей внутренней сущности. Мое 
стремление, моя растроганность и есть субстанциальное. В этой точке зрения 
содержатся все взгляды нового времени, возникшие после кантовской философии, 
где впервые была сформулирована эта вера в добро. 
   Такова точка зрения субъективного сознания, которое развивает 
противоположности, связанные с сознанием, но они в нем остаются, и сознание 
удерживает их в своей власти, так как оно есть аффирмативное. 
   Теперь следует обратиться к рассмотрению того, что есть конечность как 
таковая и каково ее истинное отно- 
   345 
   гаепие к бесконечному: мы ведь постоянно слышим разговоры о том, что 
человеческий дух конечен. Сначала мы будем говорить о конечности в ее обыденном 
понимании, которое обычно имеется в виду, когда говорят, что человек конечен; 
затем об истинном значении конечности и разумном ее понимании. 
   Существуют три формы, в которых являет себя конечность, а именно: в 
чувственном существовании, затем в рефлексии и так, как эта конечность есть в