образ, но и душу. Он пребывает в единстве и не знает разделения и того процесса,
 в котором по одну сторону находится истина как нечто телесное, лишенное души, 
по другую -созерцающее самосознание, которое вновь это разделение снимает. 
   Если мы теперь бросим взгляд на тот путь, который прошло в ходе своего 
развития религиозное отношение, и сравним созерцание с чувством, то мы сможем 
констатировать, что теперь истина, правда, выступила в своей объективности, 
однако недостаток ее явления состоит 
   313 
   в том, что она остается в чувственной непосредственной самостоятельности, т. 
е. в такой, которая сама себя снимает, не есть в-себе-и-для-себя-сущее и также 
оказывается созданной субъектом, поскольку она обретает субъективность и 
самосознание только в созерцающем субъекте. В созерцании тотальность 
религиозного отношения, предмет и самосознание распались. Религиозный процесс 
относится, собственно говоря, только к созерцающему субъекту, но и в нем он не 
завершается, так как нуждается в чувственно созерцаемом предмете. С другой 
стороны, предмет есть истина, но, для того чтобы быть истинным, он нуждается во 
вне его находящемся самосознании. 
   Необходимое теперь развитие должно состоять в том, чтобы тотальность 
религиозного отношения действительно полагалась как таковая и как единство. 
Истина получает тогда объективность, в которой ее содержание в качестве 
в-себе-тт-для-себя-сущего есть не только полагаемое, но есть существенно в 
форме самой субъективности, и весь процесс происходит в стихии самосознания. 
   Следовательно, религиозное отношение есть прежде всего представление. 
   3. Представление 
   Мы вполне ясно различаем образ (Bild) и представление. Одно дело — сказать: 
мы имеем представление о боге, другое — образ бога. То же относится к 
чувственным предметам. Образ берет свое содержание в чувственной сфере и 
передает это содержание в непосредственности его существования, в его 
единичности и произвольности его чувственного явления. Поскольку же бесконечное 
множество единичных явлений, существующих в непосредственном наличном бытии, не 
может быть передано в некоем целом даже при самом тщательном изображении, образ 
всегда будет ограниченным, и в религиозном созерцании, способном передать свое 
содержание лишь в виде образа, идея неминуемо распадается на множество таких 
образов, принимая ограниченную и конечную форму. Всеобщая идея, которая являет 
себя в сфере этих конечных образов и лежит только в их основе, причем только в 
них, именно поэтому остается скрытой как таковая. 
   Напротив, представление есть образ, поднятый до уровня мысли и получивший 
форму всеобщности; тем са- 
   314 
   мым сохраняется одно основное определение, составляющее сущность предмета, и 
оно парит перед проставляющим духом. Так, говоря «мир», мы собираем и соединяем 
в одном этом слове целостность этого бесконечного богатства. 
   Если сознание предмета сведено к этой простой мысленной определенности, то 
мы имеем представление, которое, для того чтобы явить себя, нуждается лишь в 
слове, в этом простом внешнем выражении, остающемся в самом себе. Многообразное 
содержание, упрощаемое представлением, может быть связано с внутренним миром, 
со сферой свободы — так существуют представления о праве, нравственности, зле; 
но оно может быть взято и из мира внешних явлений, например представления о 
битвах и войнах вообще. 
   Религия, возведенная в форму представления, сразу же обретает некие 
полемические черты. Содержание постигается уже не непосредственно в чувственном 
созерцании, в форме образов, а опосредствованно путем абстракции; чувственное, 
образное возводится до всеобщего, и с этим возведением неизбежно связано 
отрицательное отношение к образности. Однако эта отрицательная направленность 
касается не только формы — в этом случае различие между созерцанием и 
представлением заключалось бы только в форме, — она распространяется и на 
содержание. 
   В созерцании идея и способ ее изображения настолько тесно связаны, что оба 
они выступают как единое, и значение образа заключается в том, что идея 
существенно связана с ним и не может быть от него отделена. Напротив, 
представление исходит из того, что абсолютная в своей истинности идея не может 
быть постигнута в образе и что способ образного выражения ограничивает 
содержание. Поэтому представление снимает единство, существовавшее в созерцании,
 отрицает единство образа и его значения и извлекает значение для себя. 
   И наконец, религиозное представление имеет значение истины, объективного 
содержания; тем самым оно противостоит всем другим видам субъективности, не 
только образности. Содержание религиозного представления есть то, что значимо в 
себе и для себя, что в своей субстанциальности не зависит от моих миопии и 
взглядов, не подвержено воздействию моих меняющихся желании и прихотей. 
   Все это относится к сущности представления как 
   315 
   такового. Что же касается его более точной определенности, то мы считаем 
необходимым указать следующее: 
   а) мы уже видели, что в представлении существенное содержание положено в 
форме мысли, но тем самым оно еще не положено как мысль. Поэтому, когда мы 
говорили, что представление полемически направлено против чувственного и 
образного и относится к ним отрицательно, то этим еще не сказано, что оно 
полностью освободилось от чувственного и положило его в завершенной идеальности.
 Это достигается лишь в действительном мышлении, которое возвышает чувственные 
определения содержания до всеобщих мысленных определений — до внутренних