|
истинно обрести бога, что, желая найти в нем это содержание, мы должны заранее
знать его из другого источника. И если мы, как нас убеждают, не способны
познать бога или что-либо знать о нем, то как же можно утверждать, что бог есть
в чувстве? Нам бы следовало сначала поискать в нашем сознании определения,
которые отличаются от «я», а уж потом, обнаружив те же определения содержания и
в чувстве, называть чувство религиозным.
308
15 повое время стали говорить уже не о сердце, а об убеждении. Если говорят
о сердце, то еще имеют в виду свойственную ему непосредственность; когда же
ргчь идет о действиях по убеждению, то имеется в виду, что содержание есть сила,
которая управляет мной, что содержание, это сила, принадлежит мне, а я
принадлежу ему; однако господство этой силы надо мной носит внутренний характер,
она уже в значительной степени опосредст-нована мыслью и пониманием.
Что же касается того, что в сердце заключены ростки его содержания, то с
этим вполне можно согласиться, однако этим еще не много сказано. Сердце —
источник, другими словами, первый способ, посредством которого подобное
содержание являет себя в субъекте, его первое местонахождение и пребывание.
Вначале человек может иметь религиозное чувство, может и не иметь его; если он
его имеет, то в сердце, правда, заключены ростки этого чувства, однако, подобно
тому как в семени растения содержится еще в неразвитом виде все существование
растения, так и в чувстве это содержание находится в свернутом виде.
Однако это семя, с которого начинается жизнь растения, есть первое лишь в
явлении, лишь эмпирически, ибо оно в такой же степени есть продукт, результат,
последнее, результат всей развитой жизни дерева и включает н себя это
завершенное развитие природы дерева. Поэтому названная первичность семени лишь
относительна.
Так же и в нашей субъективной действительности все :>то содержание в
свернутом виде заключено в чувстве. Однако это совсем не то, что имеется в виду,
когда говорят: это содержание как таковое принадлежит чувству как. таковому.
Такое содержание, как бог, есть в себе и для себя всеобщее содержание, также и
содержание нрава и долга есть определение разумной воли.
«Я»—воля, а не только желание, «я» обладает не только склонностями. «Я» есть
всеобщее; но в качестве моли «я» есть в своей свободе, в самой своей
всеобщности, ио всеобщности моего самоопределения, и если моя воля разумна, то
ее определение есть вообще всеобщее определение, определение в соответствии с
чистым понятием. Разумная воля сильно отличается от случайной ноли, от воления,
зависящего от случайных прихотей, склонностей. Разумная воля определяет себя по
своему понятию, а понятие, субстанция воли есть чиста
309
свобода, и все разумные определения воли суть развитие свободы, а развитие,
проистекающее из определений, есть долг.
Подобное содержание относится к сфере разумного, оно есть определение
посредством чистого понятия и согласно ему, и, следовательно, также принадлежит
мышлению: воля разумна лишь постольку, поскольку она есть мыслящая воля.
Поэтому необходимо отказаться от обыденного представления, согласно которому
воля и интеллект независимы друг от друга, и воля, не связанная с мышлением,
может быть разумной и тем самым нравственной. Так же и бог, как мы уже
указывали выше, есть содержание, принадлежащее мышлению; и та сфера, где он
постигается и создается, есть мышление.
Когда мы говорили о чувстве как о месте, в котором непосредственно должно
быть показано бытие бога, то оказалось, что в чувстве не обнаруживается бытие,
предмет, бог таким, как мы его ищем, а именно как свободное
в-себе-и-для-себя-бытие. Бог есть, он в себе и для себя самостоятелен, свободен,
и этой самостоятельности, этого свободного бытия мы не находим в чувстве, не
находим в нем и содержания как в себе и для себя сущего содержания — в чувстве
может находиться любое особенное содержание. Для того чтобы чувство было по
своей природе подлинным, истинным, оно должно быть таковым по своему
содержанию; чувство же как таковое еще не превращает содержание в истинное по
своей природе.
Такова природа чувства и таковы принадлежащие ему определения. Оно есть
чувство любого содержания и вместе с тем чувство самого себя. В чувстве мы
одновременно наслаждаемся собой, нашей наполненностью предметом. Чувство потому
и дорого человеку, что в нем человек находит свою особенность. Тот, кто живет
чем-либо, будь то наука или практическая деятельность, забывает себя в них, его
чувство не присутствует в этом, поскольку оно — лишь реминисценция его самого,
а в своем забвении самого себя он и его особенность доведены до минимума.
Напротив, тщеславное самодовольство, для которого нет ничего более дорогого,
чем оно само, и которое стремится лишь к наслаждению самим собой, апеллирует к
собственному чувству и не возвышается поэтому ни до объективного мышления, ни
до объективной деятельности. Человек, занятый только чувством, еще не сложился,
он — новичок в науке, деятельности и т. п.
310
Мам надлежит, следовательно, обратиться к поискам ii сферы. В области
чувства мы не нашли бога ни ц «то самостоятельном бытии, ни в его содержании.
Г» непосредственном знании предмет не был сущим, его • и.пне находилось в
мыслящем субъекте, который искал основу этого бытия в чувстве.
Что же касается определенности «я», составляющей содержание чувства, то мы
уже видели, что она не только отличается от чистого «я», но отличается и от
чувства в его собственном движении таким образом, что «я» находит себя
определенным как противоположное самому себе. Это различие следует полагать как
|
|