одной из названных выше ступеней и что лишь при этом условии религия есть 
истинная действительность самосознания. 
   Что же касается доказательства самой этой необходимости, то достаточно 
привести следующие соображения. 
   Для доказательства необходимости чего-либо следует отправляться от другого. 
Это другое для истинного божественного бытия есть здесь небожественное бытие, 
конечный мир, конечное сознание. Если мы отправляемся от этого конечного 
сознания, непосредственного, конечного, неистинного как от предмета нашего 
знания, причем так, как мы его непосредственно постигаем в его определенном 
качестве, если мы, следовательно, таким образом, исходим из первого, то мы 
вскоре обнаружим, что оно не есть то, за что оно себя непосредственно выдает, 
но что оно есть нечто само себя разрушающее, становящееся, отсылающее себя к 
другому. Таким образом, не наша рефлексия, не наше рассмотрение и суждение 
свидетельствуют о том, что конечное, служившее нам отправным пунктом, обладает 
основой в чем-то истинном; не мы привносим существование этой основы, но 
конечное показывает в себе самом, что оно растворяется в другом, более высоком, 
чем оно. Мы лишь следуем за предметом в его возвращении к истокам его истины 
для себя самого. 
   Однако, растворяясь в своей истине и жертвуя самим собой, предмет, от 
которого мы отправлялись, тем самым 
   286 
   не исчезает, его содержание положено н определении его идеальности. Примером 
подобного снятия и идеальности может служить сознание: я соотношусь с предметом 
и затем рассматриваю его таким, каков он есть. Предмет, который я имеете с тем 
отличаю от себя, самостоятелен, я не гд<мал его, он не ждал меня, для того 
чтобы быть, он остается, если я уйду от него. Оба, я и предмет, следовательно,— 
два самостоятельных начала; однако вместе с тем сознание есть отношение этих 
двух самостоятельных начал, в котором оба они положены как одно: поскольку я 
знаю о предмете, эти два, я и другое, содержатся в моей простой определенности, 
и одном. Если мы :гго истинно постигаем, то получаем не только негативный 
результат, который заключается в том, что снимается бытие в одном (das Einssem) 
и самостоятельное бытие двух начал. Снятие не есть пустое отрицание, но некое 
негативное того, из чего я исходил. Следовательно, ничто есть лишь ничто 
самостоятельности обоих, ничто, в котором оба определения сняты и содержатся 
идеально. 
   Если бы мы захотели, таким образом, проследить, как естественный и духовный 
универсум возвращается к своей истине, к религиозной точке зрения, то подробное 
рассмотрение этого возвращения составило бы весь круг философских паук. Начать 
следовало бы с природы, ибо она есть непосредственное; природе противостоял бы 
дух, и оба они, поскольку они противостоят друг другу,— конечны. 
   Следует различать два способа этого рассмотрения. Можно было бы остановиться 
на том, что есть природа и дух в себе. Из этого стало бы очевидным, что сами по 
себе они тождественны в идее единого \\ оба служат лишь отражением одного и 
того же, гли что единый корень обоих находится в идее. Однако подобное 
рассмотрение было бы еще абстрактным, ограничивалось бы тем, что эти 
противоположности суть в себе, и не постигало бы их в идее и в реальности. 
Различения, существенно принадлежащие .идее, остались бы тем самым вне сферы 
нашего внимания. Эта абсолютная идея есть необходимое, есть сущность обоих — 
природы и духа, — где исчезает то, что составляет их различие, их предел и 
конечность. Сущность природы и сущность духа есть одно и то же, и в этом 
тождестве они уже не то, что они в своей раз-деленности и в своем качестве. При 
таком рассмотрении 
   287 
   их различия уничтожаются и их конечность снимается пашей познающей 
деятельностью. То, что эти миры ограничены и что их границы исчезают в идее, 
являющейся их единством, относится здесь к сфере, которая находится :ш 
пределами этих двух ограниченных миров. Это устранение границы есть 
пренебрежение ею, связанное с нашей познающей деятельностью. Мы снимаем 
конечную форму природы и духа и постигаем их истину. Такого рода постижение 
носит скорее субъективный характер, и то, что проявляет себя как истина этой 
конечности, есть в себе сущая идея — субстанция Спинозы или абсолютное в 
понимании Шеллинга6. Тем самым становится очевидным, что нещп природы, а также 
мир духа конечны, что истинное, исчезновение их границ заключено в абсолютной 
субстанции и что эта субстанция есть абсолютное тождество обоих — субъективного 
и объективного, мышления и бытия. Однако абсолютная субстанция есть лишь это 
тождество. Определенность формы и качества нами устранены, они не относятся к 
субстанции; тем самым она есть застывшая, холодная, неподвижная необходимость, 
в которой познание, субъективность не получают должного удовлетворения, 
поскольку познание не находит в ней своей жизненности, своих различий. То же 
явление обнаруживается и в сфере обычного религиозного благоговения: человек 
возвышается над миром конечного, забывает о нем; однако то обстоятельство, что 
мир забыт, еще не ведет к его истинному снятию. 
   Второй способ рассмотрения есть понимание необходимости того, что само 
снятие конечного и полагание абсолютного объективны но своей природе. Следует 
показать, что природа и дух сами снимают себя в соответствии со своим понятием 
и что их конечность не должна быть устранена одним субъективным уничтожением их 
границы. Тогда мы обретаем движение мысли, которое в такой же степени есть и 
движение предмета, и истинное возникает из внутреннего процесса самой природы и 
самого духа. 
   Тем самым: