лишь привнесено, положено, не имеет истинной самостоятельности. Если мы 
приписываем особенным вещам бытие, то это лишь заимствованное бытие, лишь 
видимость бытия, а не абсолютно самостоятельное бытие, которое есть бог. 
   Бог в своей всеобщности — это всеобщее, в котором нет предела, конечности, 
особенности, есть абсолютное устойчивое существование, и только он есть 
устойчивое существование; и все то, что существует, коренится в нем, имеет свою 
устойчивость только в этом одном. При таком понимании этого первичного 
содержания мы можем сказать: бог есть абсолютная субстанция, единственно 
истинная действительность. Все остальное, что действительно, дс'пстгштельно не 
для себя, не обладает для себя устойчивым существованием. Единственная 
абсолютная действи- 
   274 
   тельность есть бог, следовательно, он есть абсолютная субстанция. 
   Если принять эту мысль в подобной абстрактной форме, мы придем к спинозизму2.
 Субстанциальность, субстанция как таковая здесь еще не различена от 
субъективности. Между тем в нашей предпосылке содержится и следующее: бог есть 
дух, абсолютный дух, вечно простой, существенно сущий у себя дух. Эта 
идеальность, субъективность духа, которая есть прозрачность, идеальность всего 
особенного, есть также и эта всеобщность, это чистое отношение с самим собой, 
абсолютное бытие и пребывание в себе. 
   Когда мы говорим: субстанция, то это означает, что всеобщее еще не 
постигнуто как конкретное в самом себе. Всеобщее, постигнутое как конкретное в 
самом себе, есть дух. Он и в своем конкретном определении остается в себе этим 
единством с собой, этой одной действительностью, которую мы только что назвали 
субстанцией. Дальнейшее определение есть то, что субстанциальность, единство 
абсолютной действительности с самой собой — лишь основа, один момент в 
определении бога как духа. Именно это положение вызывает нападки на философию. 
Противники ее утверждают: философия, если она хочет быть последовательной, 
должна неминуемо прийти к спинозизму, а следовательно, к атеизму и фатализму. 
   Однако начало еще не заключает в себе различенных определений — то и другое; 
в начале есть лишь одно, но не другое. 
   Поэтому здесь мы и рассматриваем содержание в форме субстанциальности. И 
если мы говорим: бог, дух, то это лишь неопределенные слова, представления. Все 
дело в том, что при этом возникает в сознании. Сначала в сознании возникает 
простое, абстрактное. В этой первоначальной простоте бог дан нам еще в 
определении всеобщности; но, однако, мы не остаемся при этой простоте. 
   Тем пе менее это содержание остается основой: в течение всего дальнейшего 
развития бог не выходит из своего единства с самим собой. Создавая мир (как' 
принято говорить), бог не создал нечто зло€, другое, которое было бы 
самостоятельным, независимым. 
   Ь) Это начало есть предмет для нас, или содержание в нас. Мы обладаем этим 
предметом; поэтому не посредственно встает вопрос: кто мы? Мы, «я», дух — сами 
по 
   275 
   себе нечто очень конкретное, многообразное: я созерцаю, вижу, слышу и т. п. 
Все это есть «я», это осязание, видение. , более точный смысл нашего вопроса 
следующий: в соответствии с каким из этих определений содержание существует для 
нашего восприятия (Sinne)? Представление ли это, воля, фантазия, чувство 
(Ge-fiihl)? Где область, в которой упомянутое содержание, предмет, находится у 
себя? Какова почва этого содержания? 
   Если обратиться к обычным ответам на этот вопрос, то окажется, что бог есть 
в нас в качестве верующих, чувствующих, представляющих, знающих. Позже мы 
подробнее остановимся на этих наших формах, возможностях, сторонах, на чувстве, 
вере, представлении, особенно в упомянутом нами аспекте. Здесь мы не ищем 
какого-либо одного ответа, не исходим из опыта, наблюдения, что бог — в нашем 
чувстве и т. п. Мы опираемся прежде всего на то, что находится перед нашим 
взором,— это одно, всеобщее, эта полнота, которая есть равный самому себе-, 
прозрачный эфир. 
   Обратимся к этому одному, которое находится перед нами, и спросим: для какой 
пашей способности, деятельности нашего духа есть это одно, совершенно всеобщее? 
И тогда мы сможем назвать лишь одну, соответствующую нашему духу форму 
деятельности в качестве той сферы, где это содержание находится у себя, а 
именно мышление. 
   Лишь мышление есть сфера этого содержания, есть деятельность всеобщего, 
всеобщее в своей деятельности, в своих действиях; если же мы назовем это 
постижением всеобщего, в таком случае то, для чего существует всеобщее, всегда 
есть мышление. 
   Подобное всеобщее, которое может быть создано мышлением и есть для мышления, 
может быть совершенно абстрактным; тогда оно — безмерное, бесконечное, снятие 
всех пределов, особенностей: это, прежде всего негативное, всеобщее содержится 
только в мышлении. 
   Когда мы мыслим о боге, мы воспроизводим эти соображения, утверждая, что эти 
мысли возвышают нас над чувственным, внешним и единичным, что мы возносимся к 
чистому, единому с самим собой. Это возвышение есть выход на пределы 
чувственного п голого чувства, вступление в чистую сферу всеобщего, и эта сфера 
есть мышление. 
   276 
   Такова с субъективной точки зрения почва для этого ржания. Содержание есть 
это абсолютно нерасторжимое, непрерывное, пребывающее у самого себя, всеобщее, 
л мышление есть то, для чего существует это всеобщее.