человек прежде всего знает себя, поэтому самостоятельное в природе он 
представляет себе как обладающее его с.гмосюятслмкнп.м», и форме той 
самостоятельности, которую он имеет и себе, в своем бытии, в своем человеческом 
образе, сознании. 
   513 
   Фантазия здесь все превращает в бога. Отчасти это напоминает то, что мы 
видим у греков, где все деревья, источники превращены в нимф и дриад. Мы 
утверждаем: прекрасная фантазия человека одушевляет, оживляет все, представляет 
себе все одухотворенным, для того чтобы человек жил среди себе подобных, 
антропоморфизировал все и, придав всему силой своей симпатии ту прекрасную 
форму, которая дана ему, мог бы прижать к своей груди всю одухотворенную 
природу. 
   Если же индусы столь щедры в своей дикой разнузданности, что придают свою 
форму бытия окружающему, то причина этой щедрости с ее плохим представлением о 
себе зак.'иочяется в том, что человек еще не имеет в себе содержания свободы 
вечного, истинного в-себе-п-для-себя-сущего, что он еще не знает своего 
определения, более высокого, чем содержание источника, дерева. Здесь все 
расточается в сфере воображения и для жизни не остается ничего. 
   У греков это скорее игра фантазии, у индусов же вообще нет более высокого 
ощущения себя самих: они имеют о бытии только то представление, которое они 
имеют о себе, они ставят себя на одну ступень со всеми образами природы. Это — 
следствие полного погружения мышления в абстракцию. 
   Силы природы, бытие которых представляется как антропоморфное и осознанное, 
возвышаются над конкретным человеком, зависимым от них в своем физическом 
существовании и еще не различающим свою свободу по отношению к этой своей 
природной стороне. 
   С этим связано, что жизнь человека не имеет здесь большей ценности, чем 
бытие природных предметов, жизнь природного. Жизнь человека имеет ценность лини.
 в том случае, если она сама возвышается над собой, человеческая жизнь для 
индусов — нечто презренное, ничтожное. Ценность человек может придать себе не 
утверждением, а отрицанием. 
   Жизнь обретает ценность лишь посредством отрицания самой себя. Все 
конкретное — лишь негативно по отношению к абстракции, которая здесь 
господствует. С этим связана та сторона культа индусов, которая находит свое 
выражение в том, что люди приносят себя в жертву, что родители приносят в 
жертву своих детей; сюда же относится и сожжение жен после смерти их мужей. Эти 
жертвы обретают большое значение, если ука- 
   514 
   зывается, что они принесены Брахману или какому-либо другому богу, ибо он 
ведь тоже Брахман. 
   Высокой жертвой считается, если человек, поднявшись на снежные вершины 
Гималаев к истокам Ганга, бросается в воды Ганга. Это — не покаяние, вызванное 
преступлением, не принесение жертвы ради исправления зла, а жертва, цель 
которой — придать себе ценность, и эта ценность может быть достигнута лишь 
путем отрицания. 
   С положением, которое дано здесь человеку, связан и культ животных у индусов.
 Животное не есть сознающий дух, но ведь и человек с его концентрацией 
бессознательности не далеко ушел от животного. Действия индусы представляют 
себе не как определенную деятельность, а как простую, всепроникающую силу. 
Особенной деятельности придается ничтожное значение, важным считается лишь 
притупление сознания, при котором речь, собственно говоря, только и может идти 
о жизни животного. Если же нет ни свободы, пи морали, ни нравственности, то 
сила осознается лишь как внутренняя, притупленная сила, которая есть и у 
животного, причем в самой совершенной притупленности. 
   Там, где человек указанным образом лишен свободы и не имеет в себе ценности, 
это ведет в конкретной действительности к несказанному, безграничному суеверию, 
к невероятным преградам и ограничениям. Отношение к внешним природным вещам, не 
имеющее значения для европейца, здесь превращается в зависимость, устойчивую и 
прочную; суеверие коренится именно в том, что человек не безучастен к внешним 
вещам, и происходит это тогда, когда он не имеет в себе ни свободы, ни истинной 
самостоятельности духа. Все безразличное устойчиво, тогда как все 
небезразличное, правовое и нравственное отдано произволу. Сюда относятся 
предписания брахманов, которым они обязаны следовать,— достаточно вспомнить 
рассказ Наля из Махабхараты. Отсутствием свободы объясняется необозримость 
суеверия, а также то, что здесь нет ни нравственности, ни определения свободы, 
ни прав и что народ Индии погряз в полнейшей безнравственности. Поскольку ни 
одно разумное определение не могло достигнут!, в своем развитии достаточной 
прочности, общее состояние этого народ;! не moiyio стать правовым и правомочным 
в себе; оно всегда было дозволенным, случайным и запутанным. 
   3. Религия в-самом-себе-бытия (des Insichseins) 
   а. Ее понятие 
   Общая основа здесь та же, что и в индуистской религии; прогресс заключается 
лишь в необходимости того, что здесь определения индуистской религии сведены в 
единое из состояния дикой, необузданной внеположности и естественного распада, 
что они перемещены во внутреннее отношение и успокоено их лишенное опоры 
блуждание. Эта религия в-самом-себе-бытпя есть концентрация и успокоение духа, 
который из страшного беспорядка индуистской религии возвращается в самое себя и 
в существенное единство. 
   До сих пор существенное единство и различения настолько распадались, что 
последние были для себя самих самостоятельны и исчезали в единстве лишь с тем,