своим существованием именно эту субъективность, выражающую одновременно «я», 
так как истинное мышление, которое есть бог, не есть подобное абстрактное 
мышление или эта простая субстанциальность и всеобщность, но мышление только 
как конкретная, абсолютно наполненная идея. Мышление, которое есть лишь в себе 
идеи, есть абстрактное мышление, имеющее только это конечное существование, 
существование в субъективном самосознании, и не противопоставляющее ему 
объективность конкретного в-себе-и-для- 
   503 
   себя-бытия, поэтому субъективное самосознание с полным основанием не 
поклоняется ему. 
   Каждый индус может сам на мгновение стать Брахманом; Брахман — это единое, 
абстракция мышления; поскольку человек направляет все свои усилия на то, чтобы 
сосредоточиться в себе, он есть Брахман. Брахману не поклоняются, единому богу 
не возводят храмы, не совершают служеннр, не возносят молитв. Некий англичанин, 
автор работы об идолопоклонстве у индусов, предается размышлениям по этому 
поводу и утверждает: если спросить индуса, поклоняется ли он идолам, то он без 
малейшего колебания ответит: «Да, поклоняюсь». Если же спросить любого индуса, 
образованного или необразованного: «Поклоняетесь ли вы высшей сущности, 
Парамешваре, молитесь ли вы ей, приносите ли ей жертвы?», то он ответит: «Нет, 
никогда». Если, далее, спросить: «Что же такое это молчаливое благоговение, эта 
медитация, которой всем надлежит предаваться?», он ответит: «Когда я совершаю 
молитву, сажусь со скрещенными ногами и сложенными руками, поднимаю взор к небу 
и молча погружаюсь в свои дух и свои мысли, то я говорю в самом себе: «Я — 
Брахман, высшая сущность»». 
   2. Поскольку вместе с этим первым отношением положен лишь момент единичной 
молитвы, благоговения, так что Брахман выступает лишь в мгновенном 
существовании и тем самым это существование не соответствует его содержанию и 
его всеобщности, то возникает требование, чтобы это существование было сделано 
всеобщим, каковым является его содержание. Абстрактное «я» как таковое есть 
всеобщее, только оно само — лишь момент в существовании абстракции; и следующее 
требование, следовательно, заключается в том, чтобы это абстрактное, это «я» 
было бы приведено в соответствие с содержанием. Это возвышение означает не что 
иное, как отказ от перехода из момента тихой отъединенности в жизнь, в 
конкретное наличествовать, в конкретное самосознание. Тем самым отвергнуто все 
связанное с жизнью, отвергнуты все отношения конкретной действительной жизни к 
одному. Живое наличие в целом, будь то жизнь природы или духа, семьи, 
государства, искусства, религии, растворено в чистой негативности лишенной 
самости абстракции. 
   504 
   Высшее, что таким образом достигается в культе, есть это единение с богом, 
которое состоит в уничтожении и притуплении самосознания. Это не аффирмативное 
освобождение и примирение, но совершенно негативное, законченная абстракция. 
Это п есть то законченное опустошение, которое ведет к полному отказу от 
всякого сознания, воления, от страстей и потребностей. Пока человек пребывает в 
собственном сознании, он, по индуистским представлениям,— небожественное. 
Однако свобода человека состоит именно в том, чтобы он был у себя не в пустоте, 
а в волепии, знании, в действиях. Напротив, для индуса высшее есть полное 
погружение и притупление самосознания, и тот, кто пребывает в подобной 
абстракции и умирает для мира, называется йогом. 
   Это выражается у индусов в том, что многие из них, не принадлежащие к 
брахманам, направляют все свои усилия на то, чтобы превратиться в совершенно 
абстрактно ко всему относящееся «я», и достигают этого. Они отказываются от 
всякого движения, от всех интересов, склонностей и предаются в тиши абстракции; 
их почитают и кормят; они же пребывают в своем застывшем отупении, молча взирая 
на Солнце или закрыв глаза. Некоторые из них проводят в таком состоянии всю 
жизнь, другие — двадцать, тридцать лет. Об одном индусе рассказывают, что он 
странствовал в течение десяти лет, и за все это время ни разу не прилег, даже 
спал стоя; последующие десять лет он держал вытянутые руки над головой, а после 
этого он еще намеревался висеть 33/4 часа привязанным за ногу над огнем и, 
наконец, распорядиться, чтобы его на 33Д часа закопали в землю. Тогда бы он 
достиг высшего совершенства; но мнению индусов, человек, достигший подобной 
неподвижности, подобной безжизненности, погрузился в сокровенные глубины и 
ведет существование Брахмана. 
   В Рамаяне содержится эпизод, вполне соответствующий этой точке зрения. В нем 
рассказывается история Вишвамитры, спутника Рамы (воплощения Вишну). Он был 
могущественным царем и в качестве такового потребовал, чтобы брахман Васишта 
отдал ему корову (в Индии корова почитается как производящая сила земли), 
очудодейственной силе которой он узнал. Васишта oi я, тогда царь взял ее силой; 
однако корова вернулась i, Иасиште и стала упрекать его в том, что оп позволил 
между тем как могущество 
   505 
   кшатрии (каковым был царь) не превышает могущества брахмана. Тогда Васишта 
поручает корове доставить ему армию против царя; тот в свою очередь двинул всю 
свою армию. Обе армии попеременно разбивают друг друга, и наконец Вишвамитра 
терпит окончательное поражение, после того как погибают его сто сыновей, убитые 
ураганом, который Васишта выпустил из своего пупка. Полный отчаяния Вишвамитра 
передает управление страной своему последнему оставшемуся в живых сыну и 
отправляется с женой в Гималаи, чтобы обрести там благосклонность Магадевы 
(Шивы). Тронутый трудными упражнениями Вишвамитры Магадева готов исполнить его 
просьбу: Вишвамитра просит даровать ему совершенство в умении стрелять из лука,