теряет устойчивость перед лицом представления. Любая фантазия, любая 
заинтересованность в событиях, в результате, движение отношения ничем не 
связаны и не ограничены. Все великолепие природы и фантазии может быть 
использовано для того, чтобы приукрасить содержание, и произволу воображения 
дана полная свобода идти туда или сюда, направиться тем или иным путем. 
   Не сдерживаемое образованием вожделение проявляет интерес к немногому; то, 
что вызывает его интерес, оно уничтожает, к тому же, что ему не интересно, оно 
не проявляет внимания. Для :>юц точки ::рения соображения все различения int.
ii/ч а ют асиоснное значение, они удерживаются, и иге, что преде та 1-..'1яет 
coooii интерес для фантазии, ст.икииптя сиоГюдшлм, самостоятельным и 
возвышается до мсноитш мысли. 
   Эта воображаемая самостоятельность, однако, приводит к обратному действию, к 
исчезновению прочности содержания и формообразований, ибо, обладая опреде- 
   483 
   ленным, конечным содержанием, они могли бы дотигнуть объективной 
устойчивости, возвращения и прочного обновления лишь в рассудочной связи, 
которая исчезла, в результате чего их самостоятельность, вместо того чтобы быть 
действительностью, становится совершеннейшей случайностью. Являющийся мир 
поставлен поэтому на службу воображению. Божественный мир есть царство фантазии,
 тем более бесконечной и многообразной, что црирода его великолепна в своей 
пышности, а принцип свободного от вожделения воображения, фантазии, 
поставленной на теоретическую почву, создал богатство душевных переживаний и 
чувств, чувств, которые в этой атмосфере дремотного покоя и тепла пронизаны 
ощущением сладостной чувственной прелести и вместе с тем мягкой 
расслабленностью. 
   Предметное содержание здесь тоже постигается не в образе красоты; эти силы, 
всеобщие природные предметы или силы души, например любовь, еще не приняли 
форму прекрасных образов. Для образов прекрасного необходимо наличие свободной 
субъективности, которая свободна и одновременно знает себя свободной в 
чувственном мире, в наличном бытии. 
   Ибо прекрасное есть по существу духовное, чувственно выражающее себя, 
изображающее себя в чувственном наличном бытии, причем таким образом, что 
чувственное наличное бытие полностью проникнуто духовным, что чувственное не 
есть для себя, но обретает свое значение лишь в духовном, посредством духовного 
и показывает не себя, а духовное. 
   Это — истинная красота. Человек испытывает в своей жизни много внешних 
воздействий, которые служат препятствием чистой идеализации, этому подчинению 
телесного, чувственного духовному. 
   Здесь такого рода отношение еще отсутствует, и отсутствует потому, что 
духовное наличествует еще только в этом абстрактном определении 
субстанциальности, следовательно, достаточно развито для этих особенностей, 
особенных сил, по субстанциальность здесь еще есть для себя, еще не пропитала 
собой и не преодолела эти свои особенности и чувственное наличное бытие. 
   Субстанция еще — как бы всеобщее пространство, которое еще не организовало, 
не идеализовало и не подчинило себе то, чем оно наполнено,— из него вышедшую 
особенность. 
   484 
   Форма красоты не может быть здесь создана еще п потому, что содержание, эти 
обособленности субстанции, еще не есть истинное содержание духа, 
   Поскольку ограниченное содержание есть основа и осознается как духовное 
содержание, субъект, это духовное, становится пустой формой. В религии красоты 
духовное как таковое составляет основу, вследствие чего и содержание есть 
духовное содержание. Образы как чувственный материал служат лишь выражением 
духовного. Здесь же содержание не имеет духовного характера. 
   Искусство тем самым символично; оно, правда, выражает определения, но не 
определения духовного. Отсюда и черты уродства, безумия, фантастичности, 
которые здесь возникают. Символ не есть чистая красота, так как в основе его 
лежит помимо духовной индивидуальности н другое содержание. Свободная 
субъективность не есть здесь то, что наполняет образ, и не выражена им в своей 
сущности. В этой фантазии нет ничего устойчивого, ничто не принимает здесь 
образ прекрасного, которое дается одним только сознанием свободы. Здесь вообще 
присутствует полный распад образа, блуждание и чванство единичного. Внутреннее, 
не обладая опорой, переходит во внешнее существование, и раскрытие абсолютного, 
которое происходит в этом мире фантазии, есть лишь бесконечный распад единого 
на множество, неустойчивость и колебание всего содержания. 
   Устойчивое равновесие привносится в эту сферу произвола, смятения и 
расслабленности, в сферу безмерного великолепия и размягченности лишь 
определенной понятием в себе и для себя системой всеобщих основных определений 
как абсолютных сил, к которым все возвращается и которые во все проникают; и 
рассмотрение этой системы представляет собой существенный интерес, направленный 
на то, чтобы, с одной стороны, познать эти абсолютные силы в превратном 
чувственном образе внутри произвольного, внешне определенного формообразования 
и отдать должное лежащей в их основе сущности, с другой — обнаружить деградацию 
этих сил, вызванную отчасти взаимным равнодушием, отчасти воздействием на них 
произвола человеческом п внешней локальной чувственности, вследствие чего они 
перемещаются в сферу повседневности; с этим связаны все страсти, черты 
локальности, черты индивпду.мьного воспоминания. Здесь нет ни суждения, ни 
пристойности — 
   485 
   нет и следа высокого соответствия формы и содержания; повседневное наличное