абсолютная основа. Бог должен быть понят как субстанция, хотя этого еще 
недостаточно. 
   Другое есть теперь обратное, отношение субстанции к конечному. В возвышении 
от конечного к субстанции есть опосредствование, которое в результате снято, 
положено как ничтожное. В обращении субстанции к множеству, конечному и т. п. 
это снятое опосредствование должно быть восстановлено, но таким образом, что в 
движении результата оно будет положено как ничтожное, т. е. постигнут должен 
быть не только результат, но в нем целое и его процесс. При подобном постижении 
целого утверждается: субстанция имеет акциденции, бесконечное многообразие; оно 
есть в этой субстанции как сущее, которое преходит. То, что есть, преходит. 
Однако смерть есть одновременно и начало жизни, исчезновение — начало 
возникновения, происходит лишь переход бытия в небытие, и наоборот. Это — смена 
акциденталь-ности, субстанция же есть единство самой этой смены. Эта смена 
происходит постоянно, и в качестве единства она есть субстанциальное, 
необходимость, которая ведет от возникновения к исчезновению и обратно. 
Субстанция есть абсолютная мощь бытия. Ей присуще бытие, однако она в такой же 
степени есть единство превращения, при котором бытие переходит в небытие; но 
она есть и мощь исчезновения, в силу чего исчезновение исчезает. 
   Недостаток этой восточной субстанции подобно субстанции Спинозы связан с 
категориями возникновения и исчезновения. Субстанция постигается не как 
действова-ние в себе самой, не как субъект и целенаправленная деятельность, не 
как мудрость, а только как мощь. Она — нечто, лишенное содержания, 
определенность цели не содержится в пей; определенное, создающее себя в этом 
возникновении и исчезновении, не постигнуто. Она — не что иное, как блуждающая, 
лишенная в себе цели, пустая мощь. Эта система и есть то, что называют 
пантеизмом. Бог здесь — абсолютная мощь, бытие во всем наличном бытии, очищение 
себя самого от определенности и отрицания. То, что вещи существуют, есть 
субстанция, что они не существуют, есть также мощь субстанции, и эта мощь 
непосредственно имманентна вещам. 
   466 
   Подобный пантеизм содержится, например, и в следующих словах Якоби: «Бог 
есть бытие во всем наличном бытии» 17; впрочем, он дает и ряд глубокомысленных 
определений бога. Это наличное бытие непосредственно содержит в себе бытие, и 
это бытие в наличном бытии есть бог, который тем самым есть всеобщее в наличном 
бытии. Бытие — наиболее скудное определение бога, и если мыслить бога как дух, 
то определения бытия совершенно недостаточно; так понимаемое бытие наличного 
бытия в конечной реальности — это пантеизм. Якоби был далек от пантеизма, 
однако в приведенном здесь высказывании пантеизм присутствует, а для науки 
важно не то, что у человека в голове, а то, что он высказывает. 
   Парменид говорит: бытие есть все 18. Это как будто то же самое и как будто 
тоже пантеизм, однако мысль Парменида более очищена, чем мысль Якоби, и не есть 
пантеизм. Ибо Парменид говорит со всей отчетливостью: есть только бытие, а все 
пределы, вся реальность, все формы существования относятся к небытию; 
следовательно, оно вообще не есть, а лишь имеет бытие. У Парменида вообще нет 
того, что именуется наличным бытием. У Якоби, напротив, наличное бытие 
выступает как аффирмативное, хотя оно и конечно, и, таким образом, оно есть 
аффирма-тивностъ в конечном существовании. Спиноза говорит: то, что есть, есть 
абсолютная субстанция, все остальное -лишь modi, и с ними он не связывает ни 
аффирматив-ности, ни реальности. Поэтому, быть может, даже субстанцию Спинозы 
не следует считать в такой мере пан-теистичной, как субстанцию Якоби, ибо у 
Спинозы единичные вещи столь же мало аффирмативпы, как наличное бытие у 
Парменида, где оно в отличие от бытия есть только небытие, и, таким образом, 
небытия вообще нет. 
   Если понимать конечное как мысль, то под этим следует понимать всю сферу 
конечного, и тогда это — пантеизм; следует только различать, говорится ли о 
конечном как об этом или том в отдельности или обо всех; это уже —процесс 
рефлексии, которая не останавливается на единичном; все конечное принадлежит 
рефлексии. Таков пантеизм в его современном понимании, а когда говорят: бог 
есть бытие во всем наличном бытии, то это — пантеизм магометан нового времени, 
особенно Джелаледдина-Руми 19. Здесь это все, как оно есть, есть целое и есть 
бог, а конечное в этом наличном бытии есть всеобщая конечность. Этот пантеизм — 
продукт мыслящей рефлек- 
   467 
   сии, которая расширяет границы природных вещей до всего и каждого и тем 
самым представляет себе существование бога не как истинную всеобщность мысли, а 
как некую совокупность (Allheit), т. е. нечто, пребывающее во всех единичных 
природных существованиях. 
   Попутно можно еще заметить следующее: определение новейшей философии, 
согласно которому дух есть единство с самим собой и включает в себя мир как 
нечто идеальное, также называют пантеизмом или, точнее, пантеизмом 
спиритуализма. Однако здесь определение единства постигается односторонне, и 
ему противопоставляется определение творения, где бог есть причина, и 
разъединение дано таким образом, что творение самостоятельно по отношению к 
нему. Между тем основное определение духа заключается в том, что он есть это 
различение и полагание различения; это и есть творение, которое все время ищут. 
Дальнейшее заключается, правда, в том, что разделение не остается, а снимается, 
ибо иначе мы окажемся в сфере дуализма и манихейства. 
   Теперь мы вернемся к определению, согласно которому субстанция в качестве 
всеобщей мощи выводится для себя мыслью. 
   Однако это возвышение, это знание еще не есть религия, ибо здесь еще