бы они ни отличались друг от друга, объединяются в своей враждебности к 
философии и в попытках всячески препятствовать занятиям ею. Это заставляет нас 
остановиться на отношении философии к принципам эпохи. Мы возлагаем на 
рассмотрение этого вопроса тем большие надежды, что наступил момент, когда, 
несмотря на все враждебные нападки, на враждебность философии стольких, 
собственно говоря, почти всех, сторон современного сознания, философия может 
заниматься религией, достигая плодотворных результатов. Противниками философии 
являются в первую очередь те формы раздвоенного сознания, которые мы 
рассмотрели выше. Они стоят либо на точке зрения рассудочной метафизики, для 
которой бог есть пустота и которая утеряла его содержание, либо на точке зрения 
чувства, замкнувшегося после утраты абсолютного содержания в пустоте своей 
внутренней жизни, но объединенного с указанной метафизикой уверенностью, что 
определения непреложимы к вечному содержанию, ибо оно есть не что иное, как 
абстракция. В других случаях (в дальнейшем мы это увидим) утверждения 
противников философии не содержат ничего, кроме того, что сама философия 
считает своим принципом и его основой. Противоречие, заключающееся в том, что 
противниками философии являются преодоленные ею противники религии 
   231 
   и что в своих рефлексиях они основываются на принципе философского познания, 
объясняется тем, что они являют собой тот исторический элемент, из которого 
вышло законченное философское мышление. 
   III. Отношение философии религии 
   к принципам эпохи в религиозном сознании 
   Если в наши дни философия встречает враждебное к себе отношение из-за своего 
интереса к религии28, то это вполне соответствует характеру времени и не должно 
вызывать удивления. Каждый, кто пытается познать бога посредством мышления в 
понятиях и постигнуть его природу, должен быть готов к тому, что на него либо 
не обратят внимания, либо объединятся против него. 
   Чем больше расширяется познание конечных вещей -ведь область распространения 
наук стала едва ли не беспредельной, и все сферы познания почти необозримо 
увеличились, — тем больше сужается круг знаний о боге. Некогда в прошлом всякое 
знание было наукой о боге. Нашу же ;>поху характеризует иное: нам ведомо все на 
свете, мы знаем о бесчисленном количестве предметов, но ничего не знаем о боге. 
Прежде наивысший интерес духа заключался в том, чтобы познать бога, постигнуть 
его природу, только в этом занятии дух обретал покой и почитал себя несчастным, 
если не мог удовлетворить эту потребность; духовная борьба, которую вызывает в 
душе познание бога, была для духа самым серьезным из всего, что он знал и 
пережил; любой другой интерес и любое иное познание не имело для него 
существенного значения. Наше время заглушило эту потребность, устранило 
связанные с ней напряжение и борьбу; мы с этим справились, с этим покончено. 
Сказанное Тацитом о древних германцах, что они secure ad versus deos29, вполне 
применимо к нам: мы также стали в области познания securi adversus deum. 
   В наше время никого не тревожит, что он ничего не знает о боге; более того, 
уверенность в невозможности подобного познания считается проявлением 
необычайной проницательности. То, что в христианской религии рассматривается 
как высшая, абсолютная заповедь — познай бога своего, — теперь считается 
глупостью. Христос ска- 
   232 
   зал: «Будьте совершенны, как совершенен Отец мой » 30; это высокое 
требование является для нашей и 1'м'мудрой эпохи лишь пустым звуком. Бога она 
превратила в далекий от нас бесконечный призрак, а человеческое познание — 
также в призрак, но в суетный призрак конечности, или в зеркало, способное 
отражать лишь схемы, явления. Как же нам чтить заповедь и понимать смысл, 
заключенный в словах: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный», — 
если мы вообще ничего не знаем о совершенном, если наши знания и воля строго 
ограничены миром явлений, а истина остается и должна остаться для нас 
недоступной потусторонней сферой? И перед нами возникает вопрос: стоит ли 
вообще стремиться к познанию чего-либо, если бог непознаваем для нас? 
   Эту точку зрения по ее содержанию следует рассматривать как последнюю 
ступень человеческого унижения; вместе с тем, однако, она способствует росту 
высокомерия, поскольку человек полагает, что в этом унижении он выразил свое 
величие и свое истинное предназначение. Несмотря на то что подобная точка 
зрения в корне противоречит величию христианской религии, ибо последняя 
призывает нас познать бога, его природу п сущность и почитать его познание 
нашей наивысшей целью (в данном случае не имеет значения, достигается ли это 
знание верой, авторитетом, откровением или разумом), несмотря, следовательно, 
на то, что эта точка зрения покончила как " с содержанием божественной природы, 
данным в откровении, так и с принципами разума, она осмелилась во всех самых 
мелких своих разветвлениях выступить со свойственным ей слепым высокомерием 
против философии; между тем именно философия освободила дух от позорного 
унижения и вывела религию из состояния глубочайшего страдания, в которое ее 
ввергла упомянутая точка зрения. Обвинить философию в разрушительной тенденции 
посмели даже теологи, сохраняющие еще все черты, характерные для тщеславия 
названной стадии, теологи, у которых вообще нет более ничего, что можно было бы 
разрушить. Для того чтобы опровергнуть эти не только не обоснованные, но в еще 
большей степени легковесные и недобросовестные обвинения, достаточно кратко 
напомнить, как именно теологи всячески способствовали уничтожению определенного 
содержания религии тем, что они 1) отодвигали догматы 
   233 
   на второй план или вообще объявляли их не имеющими личное мнение; 2)