царстве теней есть  абсолютная  культура  и  дисциплина  сознания.  Сознание
занимается здесь делом,  далеким  от  чувственных  созерцаний  и  целей,  от
чувств, от мира представлений, имеющих лишь характер мнения. Рассматриваемое
со  своей  отрицательной  стороны,  это  занятие   состоит   в   недопущении
случайности резонирующего мышления и произвола,  выражающегося  в  том,  что
задумываются над вот этими или противоположными им основаниями и признают их
[правильными].
   Но  главным   образом   благодаря   этому   занятию   мысль   приобретает
самостоятельность и независимость. Она привыкает вращаться в  абстракциях  и
двигаться вперед с помощью понятий без  чувственных  субстратов,  становится
бессознательной  мощью,  способностью   вбирать   в   себя   все   остальное
многообразие знаний и наук в разумную  форму,  схватывать  и  удерживать  их
суть, отбрасывать внешнее и таким образом извлекать из них логическое,  или,
что то же самое, наполнять  содержанием  всякой  истины  абстрактную  основу
логического,  ранее  приобретенную   посредством   изучения,   и   придавать
логическому ценность такого всеобщего, которое больше уже не  находится  как
нечто особенное рядом с другим особенным, а  возвышается  над  всем  этим  и
составляет его сущность, то, что абсолютно истинно.

   Всеобщее деление логики
   Из того, что нами было сказано о понятии этой науки  и  о  том,  где  оно
находит свое обоснование, вытекает, что всеобщее деление  может  быть  здесь
лишь предварительным, может быть указано как будто лишь постольку, поскольку
автор уже знаком с этой наукой и потому в состоянии  здесь  заранее  указать
исторически (historisch), к каким основным различиям определит себя  понятие
в своем развитии.
   Можно, однако, попытаться заранее объяснить в общем (in allgemeinen)  то,
что требуется для деления, хотя и для этого необходимо прибегать  к  методу,
который приобретает свою полную ясность и обоснование только в рамках  самой
науки. - Итак, прежде всего следует  напомнить,  что  мы  здесь  исходим  из
предпосылки, что деление должно находиться в связи с понятием  или,  вернее,
заключаться в нем самом. Понятие не неопределенно,  а  определенно  в  самом
себе; деление же выражает в развитом виде эту его определенность;  оно  есть
его суждение, не суждение о каком-нибудь внешне взятом предмете,  а  процесс
суждения, т. е. процесс определения понятия в нем же самом. Прямоугольность,
остроугольность и т. д., так же как и равносторонность и т. д.,  по  каковым
определениям делят треугольники,  заключаются  не  в  определенности  самого
треугольника, т. е. не в том, что  обычно  называют  понятием  треугольника,
точно так же как те определения, по которым животных делят на млекопитающих,
птиц и т. д., а эти классы - на дальнейшие роды, заключаются не в  том,  что
принимают за понятие животного вообще или за понятие млекопитающего, птицы и
т. д. Такие определения  берутся  из  другого  источника,  из  эмпирического
созерцания; они примыкают к упомянутым выше так называемым понятиям извне. В
философской  же  трактовке  деления  само  понятие  должно   показать   себя
содержащим источник этого деления.
   Но само понятие логики показано во введении как результат науки,  лежащей
по ту сторону ее, и,  стало  быть,  принимается  здесь  равным  образом  как
предпосылка. Логика согласно этому определилась как наука чистого  мышления,
имеющая своим принципом чистое знание, не абстрактное, а  конкретное,  живое
единство, полученное благодаря тому, что противоположность между сознанием о
некоем субъективно для себя сущем и сознанием о некоем втором таком же сущем
- о некоем объективном, - знают как  преодоленную  в  этом  единстве,  знают
бытие как чистое понятие в самом себе,  а  чистое  понятие  -  как  истинное
бытие. Следовательно, это те два момента, которые содержатся  в  логическом.
Но их теперь знают как  существующие  нераздельно,  а  не  -  в  отличие  от
сознания - как существующие каждое также  и  для  себя  (fur  sich).  Только
благодаря тому, что их в то же время знают  как  различные  (однако  не  как
сущие для  себя),  их  единство  не  абстрактно,  мертвенно,  неподвижно,  а
конкретно.
   Это единство составляет логический принцип также и в качестве стихии, так
что развитие указанного выше различия,  которое  сразу  же  имеется  в  ней,
совершается только внутри  угон  стихии.  В  самом  деле,  так  как  деление
(Einteilung), как было сказано, есть суждение  (Urteil)  понятия,  полагание
уже имманентного ему  определения  и,  стало  быть,  его  различия,  то  это
полагание не должно пониматься как новое разложение  указанного  конкретного
единства на его определения, которые должны были бы считаться  существующими
сами по себе, ибо это было бы здесь бесполезным возвращением к прежней точке
зрения, к  противоположности  сознания.  Противоположность  эта  скорее  уже
преодолена; указанное единство остается стихией [логического], и из него уже
больше не выходит различение, осуществляемое делением  и  вообще  развитием.
Тем самым определения, которые прежде (на пути к истине), с какой  бы  точки
зрения их  не  определяли,  были  для  себя  сущими,  как,  например,  некое
субъективное и некое объективное, или же мышление и  бытие,  или  понятие  и
реальность, теперь в их истине, т. е. в их единстве,  низведены  на  степень
форм. Сами они поэтому в своем различии остаются  в  себе  всем  понятием  в
целом, и последнее полагается  в  делении  только  под  своими  собственными
определениями.
   Таким образом, все понятие в целом должно рассматриваться, во-первых, как
сущее понятие и, во-вторых, как понятие; в первом  случае  оно  есть  только
понятие в себе, понятие реальности или бытия;  во  втором  случае  оно  есть