| |
себя в самом себе. Таким образом, сами одинаковость и неодинаковость,
положенность, возвращаются через безразличие или в себе сущую рефлексию
обратно в отрицательное единство с собой, в рефлексию, которая в себе самой
есть различие одинаковости и неодинаковости. Разность, безразличные стороны
которой точно так же суть всецело лишь моменты как моменты одного
отрицательного единства, есть противоположность.
Примечание
[Положение о разности]
Разность, подобно тождеству, выражают в особом положении. Впрочем, эти
два положения оставляют в безразличной разности по отношению друг к другу,
так что каждое положение признается верным само по себе, безотносительно к
другому.
Все вещи разны или нет двух вещей, которые были бы одинаковы. - Это
положение на самом деле противоположно положению о тождестве, ибо оно
утверждает: А есть разное, следовательно, А есть также не Л; иначе говоря: А
неодинаково с некоторым другим [А ]; таким образом, оно не А вообще, а
скорее определенное А. В положении о тождестве вместо А можно поставить
любой другой субстрат, но А как неодинаковое уже нельзя заменить любым
другим. А, правда, должно быть чем-то разнящимся не от себя, а лишь от
иного; но эта разность есть его собственное определение. Как тождественное с
собой А оно неопределенно; а как определенное оно противоположность этому;
оно уже имеет в самом себе не только тождество с собой, но и отрицание,
тем самым и разность самого себя от себя.
[Положение о том], что все вещи разнятся между собой,- это совершенно
излишнее положение, ибо во множественном числе слова "вещи" уже
непосредственно заключается множественность и совершенно неопределенная
разность. - Но положение: нет двух вещей, которые были бы совершенно
одинаковы, выражает нечто большее, а именно определенную разность. Две вещи
- это не только две (числовая множественность есть только единообразие), а
они разны благодаря некоторому определению. Положение о том, что нет двух
одинаковых вещей, кажется представлению странным и, согласно анекдоту,
вызвало недоумение также при одном дворе, где Лейбниц высказал его и тем
побудил [придворных ] дам искать среди листьев на дереве, не найдут ли они
два одинаковых. - Блаженные времена для метафизики, когда ею занимались при
дворе и когда не требовалось никаких других усилий для исследования ее
положений, кроме сравнивания листьев на дереве! - Причина, почему это
положение кажется странным, кроется в сказанном выше, а именно в том, что
два или числовая множественность еще не заключает в себе определенной
разности и что разность, как таковая, в своей абстрактности прежде всего
безразлична к одинаковости и неодинаковости. Представление, начиная
заниматься также и определениями, берет самые эти моменты как безразличные
друг к другу, полагая, что для определения достаточно одного или другого,
достаточно простой одинаковости вещей без [их] неодинаковости или что вещи
разны, хотя бы они были только численно множественными, разными вообще, а не
неодинаковыми. Положение же о разности гласит, что вещи разнятся между собой
вследствие неодинаковости, что им в той же мере присуще определение
неодинаковости, в какой и определение одинаковости, ибо лишь оба этих
определения вместе составляют определенное различие.
Это положение о том, что всем вещам присуще определение неодинаковости,
нуждалось бы в доказательстве; оно не может быть выдвинуто как
непосредственное положение, ибо даже обычный способ познания требует для
соединения разных определений в одном синтетическом положении, чтобы привели
доказательство или показали нечто третье, в чем они опосредствованы. Это
доказательство должно было бы показать переход тождества в разность, а затем
переход разности в определенную разность, в неодинаковость. Но это обычно не
делается; оказалось, что разность или внешнее различие есть в
действительности рефлектированное в себе различие, различие в самом себе,
что безразличное удерживание разного есть чистая положенность и тем самым не
внешнее, безразличное различие, а одно соотношение обоих моментов.
В этом заключается также распад и ничтожность положения о разности. Две
вещи одинаковы не полностью, поэтому они в одно и то же время одинаковы и
неодинаковы: одинаковы уже тем, что они вещи или вообще две, ибо каждая есть
вещь и нечто одно, точно так же как и другая, каждая, следовательно, есть то
же, что и другая; неодинаковы же они по предположению. Тем самым имеется
определение, что оба момента, одинаковость и неодинаковость, разны в одном и
том же, иначе говоря, что распадающееся различие есть вместе с тем одно и то
же соотношение. Тем самым это определение перешло в противоположение.
Правда, это "вместе с тем" в обоих предикатах не сливает их в одно
[прибавлением слова] "поскольку", [утверждением], что две вещи, поскольку
они одинаковы, постольку не неодинаковы, или с одной стороны и в одном
отношении одинаковы, а с другой стороны и в другом отношении неодинаковы.
Этим из вещи устраняют единство одинаковости и неодинаковости, и то, что
было бы ее собственной рефлексией и рефлексией одинаковости и неодинаковости
в себе, фиксируется как рефлексия, внешняя самой вещи. Но ведь это означает,
что именно рефлексия различает в одной и той же деятельности эти две стороны
- одинаковость и неодинаковость, стало быть, содержит их обе в одной
деятельности, позволяет одной просвечивать сквозь другую (die eine in die
andere scheinen lasst) и рефлектирует одну в другую. - Обычное же нежничанье
с вещами, заботящееся лишь о том, чтобы они не противоречили себе, забывает
здесь, как и в других случаях, что таким путем противоречие не разрешается,
|
|
