снимает саму форму заповеди, т. е. противопоставление ее в качестве некоего 
веления чему-то, оказывающему сопротивление, и полностью устраняет какое бы то 
ни было представление о жертвенности, уничтожении или угнетении человеческой 
духовности; поэтому такая добродетель обладает более богатым живым содержанием, 
чем холодное веление разума. 
   в одном случае W. Так, святость любви есть, с одной стороны, восполнение 
закона, направленного л рот пи нарушения брака; и в том случае, когда одна из 
многих сторон человека хочет возвыситься до целого или противопоставить себя 
ему, только эта святость способна оказать ей противодействие, только ощущение 
целого, любовь, может воспрепятствовать распылению сущности; с другой стороны, 
любовь снимает разрешение развода, ибо перед лицом любви не может быть и речи о 
разрешении и праве ни пока любовь жива, ни когда ее больше нет. Если любовь 
отрекается от женщины, в которой еще жива любовь, то эта любовь тем самым 
изменяет самой себе и грешит перед собой. Перенесение же страсти на другую 
женщину - - не что иное, как заблуждение любви, и расплатой за нее будут 
угрызения совести8. Правда, судьбы своей в этом случае не миновать, и брак, как 
таковой, уже расторгнут; однако поддержка, оказываемая мужчине правом и законом,
 ввиду чего справедливость и пристойность оказываются на его стороне, означает, 
что к обиде, нанесенной женщине, присоединяется еще низкая жестокость по 
отношению к ней. Лишь в одном случае - - его Иисус считает исключением, - - 
если женщина отдает свою любовь другому, мужчина не может больше быть ее слугой.
 Иудеям, (а9 Моисей вынужден был дать законы о браке и установить права обеих 
сторон; но вначале все было иным. 
   В заверении о некоем действительном субъект и объект мыслятся разъединенными,
 в заверении о будущем, в обещании, изъявление воли и само действие также еще 
совершенно разъединены; речь же идет об истине, т.е. о прочной связи обоих. В 
клятвенном заверении представление о свершившемся или будущем действии 
соотносится с божественным; связь между словом и делом, упомянутое соотношение, 
само бытие находят свое выражение в сущем, присутствуют в нем, и, поскольку в 
случае, о котором идет речь, истина, подтверждаемая клятвой, не может сама 
стать зримой, на ее место полагается сама истина, бог; тем самым истина, с 
одной стороны, как бы передается другому, создавая в нем уверенность, с другой 
- - противоположность истины 
   [*] Недостаточность закона и права, неполнота уважения перед законом в обоих 
случаях как долга, так и разрешения становится очевидной посредством этого 
противоположения добродетели, живой связи всех законов. 
   112 
   исключается посредством воздействия этого сущего на принявшую решение душу 
того, кто принес клятву; трудно сказать, в какой мере здесь можно усматривать 
суеверие. Когда иудеи клялись небом, землей, Иерусалимом или волосами с головы 
своей и передавали эту клятву и руку Божию, они тем самым связывали 
действительность своих заверений с объектом, приравнивали обе действительности 
друг к другу и передавали связь между ;»тим объектом и своими заверениями, 
равенство обоих во класть чуждой силы; бог полагается здесь как власть над 
словом, а связь должна найти свое обоснование в самом человеке. Действие, в 
истине которого заверяют, и объект, именем которого эта истина заверяется, так 
тесно сплетаются, что снятие одного ведет к отрицанию другого, к снятию его в 
представлении. Следовательно, если обещанное действие не совершается или если 
удостоверенная действительность не соответствует истине, то тем самым 
отрицается и объект, именем которого приносилась клятва, т. е. небо, земля и т. 
д. В этом случае властелин подобного объекта должен восстановить его, бог 
выступить в качестве мстителя за то, что принадлежит ему. Иисус устраняет эту 
связь удостоверяемого действия с некоей объективностью. Он не только, но 
говорит о долге, о нерушимости клятвы, но считает ее вообще излишней, ибо ни 
небо, ни земля, ни Иерусалим, ни волосы с головы человека по суть его дух; 
только дух может установить связь между словом и действием; все остальное -- 
чужая собственность, а достоверность действия не следует связывать с чужим, 
ставить в зависимость от чужого, связь слова и действия должна быть живом и 
находиться в самом человеке. 
   «Око за око, зуб за зуб»--гласит закон. Воздаяние и его соответствие 
проступку есть священный принцип всякой справедливости, основа любого 
государственного устройства. Иисус же требует полного отказа от права, 
возвышения тем самым над всей сферой справедливости пли несправедливости 
посредством любви, в которой вместе с правом исчезает и чувство неравенства, и 
возможность этого чувства, требующего установления равенства, т. е. исчезает 
ненависть к врагам. 
   Законы и долг, о которых до сих пор говорил Иисус, были по существу 
гражданским п, и дополнения, которые он делал к ним, заключались совсем не в 
том, что он подтверждал их как законы и обязанности, требующие в каче- 
   113 
   стве своей основы непременного уважения; напротив, он скорее подчеркивает 
свое презрение к ним, а его дополнения преисполнены духа, в котором нет 
сознания прав и обязанностей, хотя если судить о его действиях с точки зрения 
законов и веления долга, то очевидно, что эти действия соответствуют им. Затем 
Иисус переходит к чисто моральному долгу, к благотворительности. Здесь, как и в 
молитве, и в посте, Иисус осуждает вмешательство чуждого, нечистые помыслы в 
действии: «Не творите это, чтобы вас видели», т. е. пусть цель действия, 
действие в мыслях, еще не совершенное, будет равно совершенному действию. 
Помимо того лицемерия, которое к мысли о действии примешивает нечто другое — 
желание быть увиденным другими, т. е. то, что не содержится в самом действии,