и многообразие сознания. Глядя из воды на лишенную iciicii синеву и на 
простую безобразную даль восточного тризонта, человек не ощущает окружающего 
его воздуха, it игра его мыслей — нечто совсем иное, чем то, что пред-• 
птляется его взору. Погрузившийся в воду испытывает .'in nib одно чувство, оно 
сочетается с забвением мира, " i иночеством, которое все от себя отбросило, от 
всего отрешилось. Именно таким отречением от всего предшест-нующего, таким 
вдохновенным посвящением в новый мир — мир, где перед обновленным духом то, что 
дейст-иительно, еще колеблется, представляясь то ли действительностью, то ли 
грезой, — и предстает перед нами крещение Иисуса в евангелии от Марка (I, 9 и 
след.). Он пыл погружен Иоанном в воды Иордана и, выйдя из воды, увидел 
разверзающиеся небеса и духа в виде голубя, сходящего на него. И раздался глас 
с небес: «Ты сын мой позлюбленный, в котором я возрадовался». И тотчас же дух 
увел его в пустыню. И был он там сорок дней, искушаемый сатаною, и был со 
зверями, и ангелы служили ому. Выходя из воды, он преисполнился высокого 
вдохновения; оно не позволяет ему остаться в миру и гонит и пустыню, где дух 
его еще не обособил от себя сознание действительности — для этого обособления 
он полностью пробудился лишь по истечении сорока дней. Тогда он уверенно 
вступил в мир, будучи прочно защищенным от пего. Поэтому выражение ^аОт^тгоаатг 
(Затгт^гтес46 полно глубокого значения. «Дана мне всякая власть на нёбе и на 
земле» — так говорит Иисус (Иоан. XIII, 31) 46а о величии своем в тот момент, 
когда Иуда вышел, чтобы предать его иудеям, когда Иисус уже ждал возвращения к 
отцу, который выше его, когда он изображен уже отрешенным от всего того, что 
мир мог требовать от него или на что он мог надеяться). «Дана мне всякая власть 
па небе и на земле, итак, идите ко всем народам и пусть апостольство ваше будет 
в том, что вы посвятите их в отношения отца, сына и святого духа, чтобы [они] 
ощущали его наподобие воды, струящейся по телу погруженного в нее, — а я с вами 
во все дни до скончания века». В этот миг, когда Иисус в описании апостола 
выступает отрешенным от всякой действительности и от всего личного, меньше 
всего можно представить себе его сущность как индивидуальность, личность. Оп с 
теми, чья сущность преисполнена божественного духа, кто посвящен в божест- 
   169 
   венное, чья сущность в божественном и в нем получила завершенность и жизнь. 
   Евангелист Лука выражает проникновение в отношения отца, сына и святого духа 
(Лук. XXIV, 47) значительно слабее, как возвещение во имя Христа о нравственном 
перерождении и отпущении грехов, которые должны были начаться с Иерусалима. Они 
—свидетели того, что произошло, а он пошлет им обетование отца своего, они же 
не должны нести свое апостольство за пределы Иерусалима, доколе не облекутся 
силою свыше. Обычное учение может быть возвещено и подкреплено свидетельством о 
случившемся и без самого святого духа; подобное учение не было бы, однако, 
освящением, погружением духа. В изложении евангелиста Марка — даже если 
последняя глава и вызывает сомнение в своей подлинности, весь тон ее 
чрезвычайно характерен — это прощание Иисуса выражено значительно более 
объективно. Духовное уподобляется здесь скорее обычной формуле, использованные 
выражения не что иное, как привычные для церкви выражения, которые от 
постоянного употребления потеряли свою значимость. Проповедуйте евангелие47 
(без какого-либо дополнения, как своего рода terminus technicus), верующий и 
крещеный будет спасен, а неверующий будет осужден. Слова «верующий», «крещеный» 
звучат уже как определенные, лишенные души обозначения, принятые внутри секты 
или общины, слова, чьи понятия во всей их полноте предполагаются известными. 
Вместо высокой духовности слов «я с вами во все дни», вместо преисполнен-ности 
верующих божественного духа и духа Иисуса во славе его мы находим у Марка сухое,
 лишенное приподнятости и вдохновения изложение; в нем без всякой 
одухотворенности говорится о чудесной власти над действительным, об изгнании 
бесов и подобного рода деяниях, доступных верующим, говорится с такой 
объективностью, которая возможна лишь тогда, когда повествуют о действиях, не 
упоминая об их душе. 
   Развитие божественного в людях, отношение, в которое они вступают, будучи 
преисполнены святого духа, бога, становясь его сынами, живя в гармонии всего 
своего существа и характера, своего развитого многообразия, гармонии, когда не 
только их многостороннее сознание созвучно одному духу, и многие формы жизни — 
одной жизни, но когда снимаются и преграды, отделяющие их от богоподобных 
сущностей, и один и тот же живой дух 
   170 
   воодушевляет различные сущности, — эти сущности уже in только равны, по и 
едины, составляют не некое со-едивение, а общину, ибо они соединены не во 
всеобщем, не I! понятии в качестве верующих, например, а соединены .ыкшью, 
любовью — эту живую гармонию людей, их единение в боге Иисус и называет 
царством божиим. Язык иудеев дал ему слово «царство», оно привносит нечто 
чу-•керодное в представление о божественном единении лю-icii, ибо оно 
обозначает единство, основанное лишь на господстве, власти чуждого над чуждым, 
которая не должна иметь места в красоте божественной жизни чистого союза людей, 
самого свободного из всех возможных. Эта идея царства божия завершает и 
охватывает религию во всей ее целостности, в том виде, как ее основал Иисус; 
теперь следует рассмотреть, удовлетворяет ли она полностью природе и какие 
потребности руководили учениками Иисуса и дальнейшем. В царстве божием общее 
для всех, то, что нее живы в боге, есть не общность в понятии, а любовь, живые 
узы, соединяющие верующих, ощущение единства жизни, в котором сняты все 
противоположенное™ в форме враждебности, сняты и все соединения существующих 
противоположностей, составляющие право. «Заповедь но-мую даю вам, — говорит 
Иисус, — да любите друг друга, по тому узнают все, что вы мои ученики». Эта