|
Однако Иисус называет себя не только сыном божиим, он называет себя и сыном
человеческим33. Если сын божий — выражение модификации божественного, то сын
человеческий должен в такой же степени быть модификацией человеческого; однако
человек не есть одна природа, одна сущность подобно божеству, а есть понятие,
нечто мысленное; поэтому «сын человеческий» здесь означает нечто подчиненное
понятию человека. В словах — Иисус есть человек — заключено своеобразное
суждение, предикат здесь — не существо, а всеобщее (avBpwrcoc -определенный
человек; utoc aWlpooTrou34 — человек как таковой). Сын божий одновременно и сын
человеческий: божественное в определенном образе являет себя как человек.
Впрочем, связь бесконечного с конечным составляет 34а священную тайну, ибо эта
связь и есть сама жизнь. Рефлексия, разъединяющая жизнь, может различать в ней
бесконечное и конечное, и лишь ограниченное, конечное само по себе дает понятие
человека в его противопостав-
157
лении божественному. Вне рефлексии, в истине этого ограничения нет. Подобное
значение понятия «сын человеческим» наиболее отчетливо проступает там, где сын
человеческий противопоставляется сыну божию. Так, например, в евангелии от
Иоанна (V, 26, 27): «Ибо, как отец имеет жизнь в самом себе, так и сыну дал
иметь жизнь в самом себе, и дал ему власть производить и суд, потому что он
есть сын человеческий». И далее, ст. 22: «Ибо отец не судит никого, но весь суд
отдал сыну». Напротив, в евангелии от Иоанна III, 17 (Матф. XVIII, 11) сказано:
«Ибо не послал бог сына своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был
чрез него». Производить суд — не дело божества, ибо закон, который
олицетворяется судьей, есть всеобщность, противопоставленная тем, кого судят, а
судить — значит выносить суждение, полагать равенство или неравенство,
признавать наличие мысленного единства или несовместимого противоречия. Сын
божий не судит, не разъединяет, не разделяет, не удерживает противоположное в
его противоположности. Выявление воли божественного, его движение не есть
дарование закона, установление закона, не есть утверждение власти закона, но
мир должен быть спасен божеством. Да и само слово «спасать» по существу
малоприменимо к i\ ху, ибо оно означает полную беспомощность того, кому грозит
беда. Поэтому спасение есть действие чуждого по отношению к чуждому.
Воздействие же божества может быть лишь постольку воспринято как спасение,
поскольку спасенный становится чуждым только своему предшествующему состоянию,
но не своей сущности. Отец не судит, не судит и сын, несущий жизнь в самом себе,
поскольку он составляет с отцом одно; но сын получил .вместе с тем могущество
и власть производить суд, так как он — сын человеческий. Ибо модификация как
таковая, как нечто ограниченное способна противополагать и разделять на
всеобщее и особенное; в сыне человеческом осуществляется сравнение с точки
зрения материи, сравнение силы, следовательно, власти, а с точки зрения формы —
деятельность, связанная с этим сравнением, понятие, закон и разъединение пли
соединение этого закона с индивидуумом, вынесение приговора и суд. Вместе с тем,
однако, человек не мог бы творить суд, если бы в нем не было божественного
начала, ибо только это дает ему знание меры суда, позволяет разъединять. На
божественности его природы основана его власть вязать и решить. Но
158
и самый суд также может быть двояким, он может стремиться к господству над
тем, что лишено божественности либо только в представлении, либо в
действительности. Иисус говорит (Иоан. Ill, J8—19): «Верующий в сына божия не
судится, а неверующий уже осужден», ибо он не познал это отношение человека к
богу, не познал божественную природу Иисуса. 11 далее: «Суд же состоит в том,
что они более возлюбили тьму, нежели истину». Г) их неверии и состоит,
следовательно, суд над ними. Богочеловек подходит к злу не как господствующая
над ним, подавляющая его сила, ибо божественныii сын человеческий осуществляет
власть, по не насилие, и он вер шит делами мира, подчиняет его себе не в
действительности; и суд он несет в мир не как сознание неминуемой кары. В том,
что не может жить с ним совместной жизнью, не может наслаждаться с ним, что
обособилось от него и находится в отъединении, установив тем самым своей волей
себе границы, в том сын человеческий видит ограничения, пусть они для мира
служат предметом пап высшей гордости и отнюдь не воспринимаются как ограничения,
пусть страдания, связанные с ними, не обретают здесь форму страдания, во
всяком случае форму влекущего за собой кару нарушения закона; неверие мира, его
собственный суд, перемещает его в более низкую сферу, хотя в своем неведении
божественного он может быть доволен своим унижением.
Отношение Иисуса к богу, как сына к отцу, может быть постигнуто либо
познанием, либо верой в зависимости от того, полагает ли человек божественное
всецело вне себя или нет. Познание в соответствии со своим восприятием
подобного отношения полагает наличие двоякой природы: человеческой и
божественной, человеческой и божественной сущности, каждая из которых обладает
индивидуальностью, субстанциальностью и которые во всевозможных отношениях
остаются двумя, поскольку они положены как абсолютно различные. Те, кто
полагает это абсолютное различие и тем не менее требует, чтобы в своей
сокровеннейшей глубине эти абсолютные сущности мыслились как единое, не снимают
рассудок в том смысле, что они возвещают нечто находящееся вне его границ;
напротив, они именно ему приписывают способность постигнуть абсолютно различные
субстанции и одновременно их абсолютное единство. Полагая его, они,
следовательно, [его] разрушают. Те, кто принимает дан-
159
ное различие субстанциальностей, но отрицает их единство, более
последовательны. На первое они имеют право, ибо от них требуют, чтобы они
|
|