есть хлеб, съедобен; поэтому и в акте почитания он должен быть сохранен как 
хлеб. Растертый в прах Аполлон продолжает вызывать благоговение, но это 
благоговение уже не может быть обращено на прах. Прах может лишь напомнить о 
благоговении, но не обратить его на себя. Возникает сожаление, это — ощущение 
разъединения, противоречия, подобное печали, вызываемой невозможностью 
соединить труп с представлением о живых силах. После вечери ученики ощутили 
скорбь предстоящей разлуки с учителем, тогда как истинно религиозному акту 
сопутствует глубокое душевное умиротворение; и у современных христиан 
приобщение таинств также вызывает благоговейное изумление, лишенное веселья или 
сочетающееся с весельем, которое носит оттенок грусти, ибо разделенные 
напряжение чувства и рассудок были одно-сторошш, благоговение неполным, нечто 
божественное было обещано верующим, но ускользнуло от них. 
   * * * 
   Нам представляется наиболее интересным проследить, как Иисус непосредственно 
противопоставляет себя иудейскому принципу зависимости от неограниченного 
властителя и что он противопоставляет ему. Здесь в средоточии иудейского духа 
борьба должна была быть наиболее упорной, так как выступление против одного 
этого принципа означало отрицание всего учения. Правда, нападки на отдельные 
свойства иудейского духа тоже затрагивают его основной принцип; однако в этом 
случае грозящая опасность еще не доходит до сознания. Ожесточение приходит лишь 
по мере того, как становится очевидным, что 
   148 
   и основе этой борьбы за отдельные проявления духа лежит противоположность 
принципов. В столкновениях мг.кду Иисусом и иудеями скоро выявилось его полное 
неприятие того, что было для них наивысшим. 
   Иудейской идее бога как господина и повелителя Иисус противопоставил 
отношение бога к людям, как отца к своим детям. 
   Моральность снимает господство в сфере осознанного, любовь — границы сферы 
моральности. Однако сама любовь еще не совершенна по своей природе [*1 В 
счастливой любви нет места для объективности; всякая рефлексия снимает любовь, 
восстанавливает объективность, но вместе с ней возрождается и область 
ограничений. Религиозное есть, следовательно, тгАт,рю[ла любви (объединенные 
рефлексия и любовь, оба мысленно связанные друг с другом). Созерцание любви как 
будто соответствует требованию полноты, но в нем заключено противоречие, ибо 
созерцающее, представляющее суть ограничивающие, они воспринимают только 
ограниченное — объект же бесконечен; бесконечность не может уместиться в 
подобном сосуде. 
   Мыслить чистую жизнь 1**1 означает устранить все деяния, все, чем человек 
был или будет. Характер абстрагирует лишь от деятельности, он выражает 
всеобщность определенных действий. Сознание чистой жизни I***] должно быть 
сознанием того, что человек есть, в нем нет различий, нет развитого 
действительного многообразия. Это простое не есть негативное простое, единство 
абстракции (ибо в единстве абстракции положено либо только нечто определенное, 
абстрагированное от всех остальных опре-деленпостей, [либо] чистое ее единство 
есть лишь положенное требование абстракции от всего определенного, негативное 
неопределенное. Чистая жизнь есть бытие). В множестве нет ничего абсолютного. 
Чистое есть источник всякой отдельной жизни, всех инстинктов и действий. Но как 
только оно осознается, как только человек начинает верить в него, оно, даже 
пребывая еще живым в человеке, вне его уже частично положено, ибо, поскольку то,
 что осознанно, тем самым себя уже ограничило, оно и бесконечное не могут 
полностью содержаться в од- 
   [*] Она может быть счастливой и несчастной. [**] Самосознание. [***] Чистое 
самосознание. 
   149 
   ним. Ч (vi о не к1 может верить в бога лишь в том случае, cf.ni он способен 
абстрагироваться от всякого действия, от исс\ определенностей, но при этом 
сохранить для себя чистом душу каждого действия, всего определенного/Гам, i и1 
ист души, пет духа, там нет и божественного. В абстрактности того, кто всегда 
ощущает себя определенным, либо в качестве совершающего то пли иное, либо в 
качестве страдающего, либо действующего так или иначе1*', ограниченное не 
отделяется от духа, а ненрехолящес есть лишь противоположное живому, 
господствующее всеобщее. Целостность определенностей отпадает, и над :)тим 
со-:шаштем оиределенностей [есть] лишь пустое единство мира объектов как 
господствующая над ними сущность. Этой бесконечности господства и повиновения 
может быть противопоставлено лишь чистое чувство жизни. Оно несет в себе самом 
свое оправдание и свой авторитет. Однако, выступая в качестве противоположности,
 оно выступает в качестве определенного в определенном человеке, (глазам 
которого недоступно созерцание чистоты, ибо они ограничены действительностью и 
осквернены ею, В определенности, в которой проявляется этот человек-, он может 
ссылаться лишь на свое происхождение, на тот источник1, пз которого он обретает 
все образы ограниченной жизни; он не может апеллировать к целому, которое он 
теперь есть, как к чему-то абсолютному,— но лишь к высшему, к отцу, живущему 
неизменным во всех превращениях f**l Поскольку божественное есть чистая жизнь. 
   {*] Божеством его может быть лишь то, что он ощущает над этим сознанием, мир 
объектов, а их повелитель, само божество, тем более пусто, чем больше оно 
возвышается над каждой живой силой. 
   [**] Иисус поясняет и постоянно повторяет, что его поступки — не его деяния, 
его слова — не его мысли. Нся его сила и его учение даны ему отцом. Он не может 
привести в доказательство законности своего отрицания иудейской религии и 
истинности своего учения ничего, кроме этой твердой уверенности: то, что