[*] п поэтому верит в пего. Взаимная вера может основываться лишь на 
духовном тождестве. 
   134 
   могут познать и попять друг Друга; при отсутствии этого равенства каждый 
может лини, попять, что он не есть то, что есть другой. Различие в могуществе 
духа, в степени его силы не есть неравенство, более слаоыи повисает тогда на 
более сильном, как дитя, или может быть под-пят до пего. До топ поры, пока оп 
любит в другом прекрасное, и это прекрасное существует и в нем, хотя п в 
недостаточно развитой форме, а это означает, что он в своих поступках и 
действиях не достиг еще должной уравновешенности и должного спокойствия по 
отношению к миру, не обрел еще полного понимания своего отношения к пещам.--до 
той поры он просто верит. И об этом говорит Иисус в евангелии от Иоанна (XII, 
-W): «Доколе свет с вамп, веруйте в свет, да будете" сынами света». Напротив, в 
главе II, стих 2Г>, Иоанн говорит об Иисусе, что он не доверился иудеям, 
уверовавшим в пего, так как оп знал их п не нуждался в их свидетельстве, не 
узнавал себя в них. 
   Смелость, уверенность в своем решении относительно полноты жизни, богатства 
любви заключены в чувстве» того, кто песет в себе всю человеческую природу. 
Подобная душа не нуждается в сто/и, прославляемом многими проникновенном 
понимании людей, которое являет собой весьма глубокую п преисполненную 
целесообразности науку для тех разорванных существ, чья природа включает в себя 
большое многообразие, множество разнообразно окрашенных одпостороппостей без 
единства, для тех, от кого всегда ускользает именно то, что они ищут, -дух — и 
наличествуют лишь определенности; здесь вся природа в один миг прочувствовала 
другую и ощутила ее гармонию или дисгармонию; отсюда п уверенное, не 
допускающее никаких сомнений речение Иисуса: «Твои грехи тебе прощены» f*J. 
   Для иудейского духа между побуждением п действием, желанием и поступком, 
между жизнью и преступле- 
   1*1 Грустное зрелище являет собой, прайда, контраст между чупством 
прекрасной души и познанием прекрасной души другой душой, с одной стороны, п 
духом иудеев, того, к-а к- ;>тот дух должен был воспринять предреченное 
прощение грехов, — с другой. Однако из этого сравнения тем отчетливее 
выявляется как дух иудеев и дух Иисуса, так и причина того, что Иисус выразил 
свою мысль в форме прощения грехов. Если бы иудеи могли воспринять :>то 
обещание прощения грехов без ненависти, они должны были оы отнестись к нему как 
к чему-то совершенно немыслимому, как к проявлению безумия. 
   135 
   яием, между преступлением и примирением зияла неодолимая пропасть, чужой суд.
 И если им указывали на возможность перейти от греха к примирению посредством 
любви, их не знающее любви естество должно было возмутиться, а сама эта мысль в 
том случае, когда их ненависть принимала форму суждения, должна была показаться 
им мыслью безумного. Ибо они доверили чуждому объекту всю гармонию живых 
существ, всю любовь, дух и жизнь, отказались от всех гениев, в которых 
объединены люди, и передали природу в чужие руки. Их объединяли лишь цепи, 
закон более могущественный, чем они. Осознание неповиновения господину для них 
умиротворялось непосредственно перенесенным наказанием или оплатой своей вины — 
угрызения совести были известны им лишь в виде страха перед наказанием. Ибо 
нечистая совесть как осознание себя наперекор самому себе всегда предполагает 
наличие идеала, противостоящего несоответствующей ему действительности, и этот 
идеал заключен в человеке, он — осознание своей собственной природы в ее 
целостности. Однако при духовном убожестве иудеев в них не оставалось ничего 
для созерцания самих себя. Они раздарили все благородство, всю красоту, их 
бедность должна была служить бесконечно богатому, и [посредством] того, что они 
похищали у него для себя, [благодаря этому] они кражей обретали чувство 
самости; они, люди нечистой совести, не сделали, [правда], свою 
действительность еще более бедной, она стала богаче; однако теперь они 
пребывали в страхе перед обманутым господином, который заставит их оплатить, 
принести в жертву то, что они похитили, и вновь предаст их ощущению 
собственного ничтожества. Лишь оплатив долги всемогущему кредитору, иудеи стали 
свободны от своих долгов, но, оплатив их, они вновь остались ни с чем [*1 
Сознающая свою вину высокая душа стремится достичь чего-либо не посредством 
жертвы, 
   [*] Так как они ощущали вину лишь перед господином и лишь перед его лицом 
могли искупить свою вину, им должно было представляться непонятным, как человек 
может обещать прощение грехов, обретать уверенность в любви, как может среди 
людей находиться дух, возвышающийся над законами и властью, каким образом могут 
существовать живые узы, которые делают ненужными все цепи и в которых заключена 
наивысшая свобода, как во взаимной вере исчезает всякое господство; для них 
было непостижимо, что господин и закон появляются лишь вместе с преступлением. 
   136 
   возвращением кражи, но своим дооровольным отказом, сердечным даром, не 
чувством долга и служения, а истовой молитвой, стремится приобщиться к чистоте 
для того, чтобы обрести в созерцании красоты, которой она жаждет, новые 
жизненные силы, свободное наслаждение и радость — то, что она не может найти в 
себе самой, в своем сознании. Иудей же в оплату своей вины возвращался к 
служению, от которого он хотел бежать, и, покидая алтарь с ощущением 
неудавшейся попытки, вновь сгибался под тяжким ярмом раба. Примирение в любви 
не есть подобное возвращение к послушанию, а есть освобождение, не есть 
признание прежнего господства, а есть снятие его восстановлением живых уз, духа 
любви, взаимной веры, духа, который, если рассматривать его с точки зрения