было только моментом отвращения от природы, моментом подчинения предмета общему 
понятию божьего творения, в котором он утрачивает именно тот единственно 
имеющий для естествоиспытателя интерес. Поэтому, как ни хороши в своем роде 
были естествоиспытатели семнадцатого и восемнадцатого столетий, как ни 
неутомимы в своем усердии, как ни изобретательны в изыскании средств наблюдать 
природу, все-таки дух их занятий естественными науками в общем был ограничен: 
это было только наблюдение частностей, недоставало более глубокого осмысления 
природы в целом. Теология с её верой в чудеса, с её представлениями о 
сверхъестественном, находящемся вне мира, личном, распоряжающемся природой по 
своему усмотрению, управляющем ею как машиной боге отделила человечество от 
природы, лишила его способности вдуматься в нее, проникнуться её чувством
Большинство людей влекла к природе не тяга к чему-то родному, предчувствие 
родства с её сущностью, но скорее чувство изумления, недоумения по поводу этого 
загадочного существа, поверхностное удивление, а не исходящее из глубины души 
восхищение; это было одно любопытство; поэтому-то их внимание и было прежде 
всего обращено на необычайное. Чем была природа для их бога, тем она была и для 
них самих - только машиной. Роберт Бойль и Кристоф Штурм даже хотели, чтобы 
слово природа как языческая фикция было изгнано из употребления
Но кто верует во внешнего по отношению к природе бога, тот никогда не сроднится 
с её сокровенной сущностью (поэтому в это время и возникает изречение: "В 
сокровенную суть природы не проникает созданный дух, счастлив и тот, кому она 
показывает только свою внешнюю оболочку"), тот всегда останется в отвлеченном 
от природы, внешнем по отношению к ней положении, у того нет никакой идеи о 
природе. Так дело обстояло с прежними естествоиспытателями
Представление о боге, как его дает теология, было границей, пределом для их 
духа. Отсюда происходило и представление о бездушной внешней целесообразности
Но дух радовался природе; интересы теологии уже не были больше исключительными, 
всеподавляющими интересами; человек уже не смотрел больше только на небо: его 
взор восхищали сокровища земли

Как часто одни только крылья
Я некогда созерцал с внутренним удовольствием:
Это действительно чудо - вещи
Запечатлены на пестрых крыльях.
Можно вполне справедливо
Их назвать летающими, живыми цветами.

Что же больше может радовать сердце,
Чем зеленые кусты,
Которые красивейшие цвета, красный и белый,
Смешивают в приятнейшем блеске?

Но так как теперь мой стих,
Отойдя от древес, обращён к цветам,
То я прямо вне себя
И так радуюсь душой,

Что не знаю, как смогу
Описать это прекрасное зрелище.
Ибо когда мой ненасытный взор
Обращается к полной цветов грядке,

То мне представляется небо на земле,
Полное разноцветных звезд,
Которые можно не только чувствовать,
Нет! Но и обнять.

Б. Г. Брокес. Земное удовольствие в беге, в "Инсектотеологии" Лессера
Д. В. Триллер Поэтические размышления в доказательство истинности христианской 
религии, в возражение атеистам и натуралистам. Но в то же время человека среди 
наблюдений постоянно охватывал религиозный трепет, переносивший его из этого 
мира в потусторонний. Этот разлад между одним, что пагубно, и многим, что во 
благо, этот дуализм между небом и землей раздвоил теологию; и поэтому два - это 
мать множества - раздробило её на множество специальных теологий, или филиалов. 
Но чем больше терял теологический дух в отношении своей интенсивности, тем 
больше разрасталась теология экстенсивно, так что легковерный 
естествоиспытатель и ученый Атан Кирхер (умер в 1680 году), иезуит, уже мог 
насчитать 6561 доказательство бытия божьего. А как многообразна стала теология 
впоследствии! Не было такой области в природе, у которой не было бы своей 
собственной теологии: была астротеология, литотеология, петинотеология, 
инсектотеология. Даже отдельные виды животных имели свои теологии. Когда в 1748 
г. появились бесчисленные стаи саранчи, то уже в том же году на нее напал 
Pastor primarius из Дипгольца Ратлеф и сфабриковал собственную акридотеологию 
(то есть саранчевую теологию), где среди других доказательств "великой мудрости 
божьей" имеется следующее: "Голову им бог устроил таким образом, что она 
продолговатая и рот снизу, дабы при еде им не надо было низко нагибаться, а 
можно было удобно и быстро принимать пищу". В природе не было существа, которое 
бы теология не усыновила и которому в благодарность за оказанные ей в борьбе с 
атеизмом услуги она не завещала бы на память своего святого имени. И. А. 
Фабрициус написал гидротеологию и пиротеологию, один суперинтендант в