сущности науки начинаются только там, где начинается научный дух, а этот 
последний начинается именно там, где науки выходят за стены монастырей и 
попадают в руки свободных людей, таких людей, для которых нет надобности 
скрывать светоч науки за ширмой веры. Эразм - прекрасный пример этого перехода. 
В нем влечение к знанию освободилось от зависимости, его дух сильно влекло к 
книгам; как он говорит сам о себе в своем письме к приору своего монастыря, но 
именно потому он и бежал из своего монастыря. Монастырская жизнь противоречила 
как духовной, так и физической его натуре. Тело так же склонно к революции, как 
и дух. 

Глава 2.
ПРОТЕСТАНТИЗМ КАК ПРОТИВОРЕЧИЕ ВЕРЫ И РАЗУМА.
Противоречие католицизма сущности человека было внутренней причиной Реформации. 
Протестантизм уничтожил ложную противоположность плоти и духа. С пением и 
музыкой он вывел человека с кладбища католицизма обратно в гражданскую и 
человеческую жизнь. "Кто не любит вина, женщин и песен, тот всю свою жизнь 
останется дураком". Это прекрасное изречение хотя и не значится в символических 
книгах и, следовательно, не является официальным, но тем не менее, хорошо и 
правильно понятое, оно имеет всеобщее значение. Даже в религиозном отношении 
протестантизм, который опирался только на заслуги Христа, имел в себе элемент 
свободы и радости по сравнению с католицизмом и его религиозными книгами, его 
отягощающей совестью "Traditionibus" и церемониями. Кроме того, как известно, 
реформаторы пользовались религиозными песнями и песнопениями как средством 
пробуждения народа. Главным образом поэтому он отвергал также и целибат как 
противоречащее естественному праву человека, безбожное, произвольное 
установление. Но протестантизм освобождал и спасал человека только с 
практической, а не с теоретической или интеллектуальной стороны: высших 
требований, прав влечения к познанию, требований разума он не признавал и не 
удовлетворял. В этом отношении он продолжал коснеть в прежнем варварстве, 
выдвигая в противоречие с разумом догматы веры и все-таки придерживаясь их как 
правильных. Было бы неразумным софизмом утверждать, что протестантизм отвергает 
целибат потому, что Библия выдвигает заповедь "Размножайтесь!", и, наоборот, не 
считается с требованиями разума, так как в Библии нет ясно выраженной заповеди 
по этому поводу, вернее, Библия восхваляет нам только веру. Ибо если бы 
протестантизм в своем взгляде на брак опирался только на Библию, то ему 
пришлось бы хотя и не предписывать целибат, но также и не отвергать его, по 
крайней мере безусловно, по той причине, что апостол Павел всячески восхваляет 
и превозносит безбрачие; а разве восхваления вдохновенного святым духом 
апостола не имеют для нас силы закона, если даже они и не являются для нас 
формальными заповедями? Он вообще не мог бы вынести никакого определенного 
решения по этому поводу, наоборот, ему пришлось бы оставить в покое данный 
пункт, как и некоторые другие, до того счастливого момента, когда господа 
экзегеты наконец самым удовлетворительным и определенным образом истолкуют все 
темные и противоречивые места Библии. Но так же и здесь, как и во многих 
подобных этому случаях, решало священное право природы и разума, вернейшая 
инстанция во всех сомнительных случаях, естественное чувство правды, которое 
независимо от двусмысленностей святого писания непосредственно, только с 
помощью самого себя признает ложное ложным, истинное истинным. Было бы в самом 
деле не только не разумным, но и смешным софизмом обосновать и объяснить 
женитьбу Лютера не правами разума и природы, а позитивной заповедью, изречением 
Библии; тогда пришлось бы доказывать, что в Библии упоминается Катарина фон 
Бора как предназначенная Лютеру супруга, что Лютер женился на Катарине на 
основании определенных слов Библии. Человек, который решается на брак не сам по 
себе, а на основании Библии, не сможет самостоятельно выбрать то или иное лицо. 
В браке это лицо не безразлично, вернее сказать, выбирается только одна. 
Которую же мне выбрать? Это здесь главное.
Мрак разрешается, это не грех, он совместим с духом христианства, он хорош; но 
разве он не становится часто грешным из-за объекта брака? Только 
предназначенная мне богом невеста хороша, только её я могу взять в жены. Но кто 
же она? Моя соседка, моя бывшая товарка по школе и подруга юности или та, с 
которой я познакомился самым необычным образом и в которую сразу же, с первого 
взгляда влюбился? Но разве здесь я не полагаюсь на свое мгновенно решающее 
чувство вкуса? Разве искуситель не пользуется такими средствами (ах! даже очень 
часто), как самый необыкновенный случаи, чтобы свести нас с женщиной, которую 
мы изо всех сил избегаем? Как мы можем решить, добрым или злым началом нам 
послана эта особа? Если даже я сделаю христианские добродетели и веру 
непременными условиями своего выбора, то поможет ли это? Разве и христианка не 
может в то же время быть богатой, знатной, приятной в обращении, обладать 
телесной красотой или иметь все эти качества сразу или некоторые из них? Разве 
я женюсь только на благочестивой христианке независимо от этих привлекательных 
второстепенных качеств? А может быть, в моем выборе личность невесты сама по 
себе является главным, а то, что она христианка, только второстепенным 
признаком, хотя и безусловно необходимым? может быть, в этой неопределенной 
области сердечной склонности, чувства к моему христианскому чувству совершенно 
бессознательно примешиваются нечистые, нехристианские побуждения? Значит, как 
же я могу быть уверен, что моя женитьба является христианской, угодной богу? 
Нет! Безошибочно только то, что стоит в писании. Моя невеста только тогда может,
 наверное, считаться предназначенной мне богом, если я из Апокалипсиса или 
другой какой-нибудь части писания узнаю её имя, её положение, её личность до 
мельчайших подробностей. Я до тех пор не женюсь по божьей воле, пока не женюсь