обдуманным... Свободная субстанция определяется поэтому через самое себя, но 
побудительное начало есть представление блага посредством разума; правда, 
обычно у людей это представление бывает очень слабым и как бы глухим, 
вследствие чего они часто и предпочитают плохое хорошему... Разум, однако, не 
принуждает волю, а только склоняет её... Ясное и отчетливое представление об 
истине содержит в себе непосредственно утверждение (согласие или понятие) этой 
истины, оно принуждает разум или является для него чем-то необходимым. Но 
каково бы ни было представление добра, влечение к тому, чтобы поступать 
сообразно знанию, исчерпывающее сущность воли, все-таки отлично от этого 
представления. Поэтому так как требуется время, чтобы выполнить это стремление, 
то последнее и само может исчезнуть или оказаться вытесненным новым вторгшимся 
сюда представлением;
поэтому-то наша душа и обладает столькими средствами противостоять усвоенной 
истине, поэтому-то так длинен путь от духа к сердцу... Итак, свободе 
свойственно знание или ум, содержащий отчетливое знание подлежащего обсуждению 
предмета; свобода должна сочетаться со спонтанностью, или самодеятельностью, 
при помощи которой мы определяем самих себя, и случайностью, то есть 
исключением логической и метафизической необходимости, состоящей в том, что 
противоположное почему-либо невозможно. Но ум есть как бы душа свободы, 
остальное-лишь как бы тело или субстрат". В самом деле, спонтанность 
свойственна и монадам, которые мы и не называем свободными, "случайность же 
бывает во многих действиях природы; но где у действующего существа не имеется 
никакого суждения, там нет и никакой свободы, хотя, с другой стороны, наша душа 
была бы разумом без воли, если бы мы обладали знанием или суждением, 
отмежеванным от всякого тяготения к деятельности... Поэтому наша свобода совсем 
не сводится к неопределенности, или безразличию, равновесия, как если бы можно 
было одинаково склоняться как в одну, так и в противоположную сторону. Такое 
равновесие, как его воображали себе схоластики, совершенно невозможно. В самом 
деле, если бы мы чувствовали, что нас одинаково привлекает А, В и С, то мы не 
могли бы иметь одинаковую склонность к А и его противоположности - не - А. 
Только представление добра, которое перевешивает противоположное себе 
представление, постоянно побуждает волю к действию... Утверждать, что 
определение возникает из абсолютно неопределенного безразличия, - значит 
утверждать, что оно возникает из ничего...
При помощи разума получить определение в направлении к наилучшему - вот высшая 
степень свободы93. Неужели кто-нибудь хотел бы быть слабоумным, поскольку 
слабоумный меньше, чем разумный человек, руководствуется разумными основаниями? 
Если свобода в том, чтобы свергать иго разума, то самые свободные существа - 
глупцы и сумасшедшие; но я не думаю, чтобы кто-нибудь хотел быть дураком из 
любви к такой свободе, за исключением разве того, кто сам по себе дурак. В 
настоящее время имеются, конечно, люди, которые считают глубокомысленным 
занятием выступать против разума и обходиться с ним как с докучливым педантом. 
Но выступать против разума - значит восставать против истины, потому что разум 
есть совокупность истин". Сущность свободы вполне раскрывается лишь в 
бесконечном существе, в боге. "Только бог совершенно свободен". В нем нет 
разделения между разумом и воюй. "Божественная воля всегда следует суждению 
разума... Было бы нелепо предполагать, что если бы его воля зависела от его 
разума, то бог оказался бы подчиненным фатальной необходимости. Этот мнимый рок,
 связывающий и определяющий даже божество, есть не что иное, как собственная 
природа бога, его собственный разум, подчиняющий правилам его мудрость и 
благость; это счастливая необходимость, без которой он не был бы ни мудрым, ни 
благим". Но "что касается нас, конечных духов, то у нас к познавательному 
суждению примешиваются смутные представления чувств, вызывающие страсти, а 
также незаметные, не всегда сознаваемые склонности... Душа свободна в своей 
произвольной деятельности, когда у нее отчетливые представления и когда она 
проявляет разум; но смутные представления, обращенные к телу, возникают из 
предшествующих смутных представлений, душа же их вовсе не желает и не 
предусматривает... Все, конечно, зависит от нашей души, но не все-от нашей воли.
.. Встречаются самостоятельные действия, зависящие не от выбора, следовательно, 
эти действия не свободны и не являются действиями волевыми... Мы не всегда 
подчиняемся последнему суждению практического разума, решаясь на волевой акт; 
но наше желание всегда есть результат всех склонностей, вызываемых как 
разумными основаниями, так и страстями, что часто происходит без отчетливого 
суждения разума... В человеке все известно и предопределено заранее, как, 
впрочем, и везде, и человеческая душа есть как бы духовный автомат, хотя 
случайные действия вообще и в частности свободные действия не оказываются 
поэтому необходимыми с абсолютной неизбежностью". Поэтому "живое, внутреннее 
чувство ни в коей мере не есть достаточное доказательство независимости наших 
свободных поступков, как этого хочет Декарт. Мы собственно даже и не можем 
чувствовать нашу независимость и часто не сознаем тех незаметных причин, от 
которых зависит наше решение. Таким же точно образом магнитная стрелка могла бы 
находить удовольствие в том, чтобы обращаться к северу; ведь она могла бы 
думать, что обращается туда независимо от какой-либо причины, поскольку она не 
сознает незаметных движений магнитного вещества... Даже когда мы выходим из 
комнаты, то неизвестные причины уже определяют, почему мы ступили вперед именно 
правой, а не левой ногой". Эти незаметные, бессознательные основания и причины, 
определяющие нас и влияющие на нашу волю, и сводятся к смутным, незаметным, 
бесконечно малым представлениям.
"Итак, эти незаметные, или нечувствуемые, представления имеют такое же важное 
значение и доставляют такую же пользу для пневматики, как малые тельца для