Впрочем, вопрос о врожденных и неврожденных идеях совсем не есть вопрос 
антропологический, а только в таком смысле его и понимает эмпиризм. Хотя Локк и 
говорит также о различии между душой и человеком, или индивидом, но он толкует 
это различие чисто эмпирически, представляя его как подлинно чувственное 
расчленение. Этот вопрос следует понимать в более высоком, философском, 
метафизическом смысле. Здесь речь идет о сущности духа, а не об имуществе, 
которое человек получает от рождения или путем приобретения. Различие 
врожденного и неврожденного должно поэтому свестись к различию существенного и 
несущественного, внутреннего и внешнего, имманентного и случайного. В этом 
смысле и понимает вопрос Лейбниц. Если духу по существу свойственно быть духом, 
то ему по существу свойственно и мыслить; а если ему по существу свойственно 
мыслить, то имеются также связанные с его сущностью идеи, и эти существенные, 
тождественные с бытием духа понятия или идеи так же не могли возникнуть из 
чувств или быть извлечены из чувственных объектов, как не могла из них 
возникнуть сущность духа, или как он не мог извлечь своей сущности, то есть 
себя самого, из чувственных объектов. Великая мысль Лейбница сводится к 
следующему: дух врожден самому себе, то есть существен и имманентен себе, и эта 
имманентность есть источник по существу свойственных ему духовных идей. Это 
высокий принцип самосозерцания духа, его углубления в самого себя, его 
самостоятельности и независимости, есть принцип идеализма Канта и Фихте, 
который раскрылся ещё у Лейбница. Дух, по Лейбницу, есть принцип Я; он-предмет 
для самого себя; он - идея, сознание самого себя; эта идея составляет с ним 
нечто единое; он есть сам ОН, дух, только через нее; и в этом самосознании 
коренится принцип его самодеятельности и самостоятельности, его имманентности, 
его идей. Или, быть может, он извлек идею о самом себе посредством наблюдения и 
абстракции от чувств или извлек её путем рефлексии над своею деятельностью. Ни 
в коей мере: рефлексия есть следствие внутреннего самосознания духа, а отнюдь 
не основание его.

19. Изложение пневматологии Лейбница
"Душа, как божественное существо, будучи единой, заключает в себе троякое 
отличие, именно: мысля самое себя или рефлексируя над самой собой, она есть то, 
что мыслит, затем то, что мыслится, и, наконец, то и другое вместе... Но душе 
по существу так же свойственно проявлять рефлексивную деятельность, или 
наблюдать самое себя, как и представлять внешние вещи, да и внешние вещи она 
познает только через познание самой себя и своего собственного имманентного 
содержания". Где душа возвышается до сознания самой себя, там она возвышается 
до разума, и наоборот. На этой ступени она не есть уже более душа, а дух. 
Человек стоит на этой ступени. Разум отличает его от животной монады. "Правда, 
представления животных находятся во взаимной связи друг с другом, и эта связь 
напоминает разум, но она заключается в воспоминании о фактах, а никак не в 
познании причин. Так, собака боится палки, которой её били, потому что память 
вызывает в ней представление о боли, причиненной палкой. В своих эмпирических 
поступках, составляющих три четверти их деятельности, люди действуют подобно 
животным. Так, мы ожидаем, что завтра наступит день, потому что до сих пор 
всегда это наблюдали. Только суждение астронома опирается на основания и, 
следовательно, на разум... Только познание вечных и необходимых истин отличает 
нас от простых и животных монад и делает нас причастными разуму и науке, 
возвышая до познания нас самих и бога... Сам разум есть не что иное, как цепь 
или связь необходимых и всеобщих (геометрических, метафизических и логических) 
истин... Только благодаря познанию необходимых истин мы возвысились до 
рефлексивной деятельности, в силу которой мы мыслим то, что называется Я, и 
сознаем самих себя. Этим также объясняется, что, мысля о самих себе, мы мыслим 
также о сущности, субстанции, нематериальном и даже боге, постигая, что 
действия, в пас ограниченные, в нем беспредельны. Рефлексивные акты доставляют 
нам поэтому превосходный материал для умозаключений нашего разума, которые 
опираются на два главных начала, именно: на закон противоречия, в силу которого 
мы считаем ложным то, что заключает в себе противоречие, и на закон 
достаточного основания, в силу которого ничто и никогда не происходит и не 
может быть установлено без причины пли без определенного основания, то есть без 
того, опираясь на что, мы можем a priori указать основание, почему этот предмет 
скорее существует, чем не существует, почему он такой, а не иной, хотя эти 
основания и не всегда нам известны... Здесь уместно будет напомнить также мысли 
Лейбница относительно логики. Теоретическая философия в отличие от практической 
опирается, по Лейбницу, ("на настоящий анализ, образец которого дан в 
математике, но который нужно применять и в метафизике и в естественной теологии,
 выдвигая правильные определения и прочные аксиомы". Поэтому он порицает 
Мальбранша, Арно и Локка за то, что они подражали Декарту, который пренебрегал 
определением общих метафизических понятий, считая их общеизвестными, и не 
закрепили своих идей посредством определений. О себе он говорит: "Я изобрел 
много определений, которые надеюсь когда-нибудь классифицировать 
систематически". Он различает определения номинальные, содержащие только 
отличительные признаки предмета, и реальные, из которых явствует, что предмет 
возможен. Номинальные определения недостаточны для совершенного знания, кроме 
тех случаев, когда и помимо того известно, что определяемый предмет возможен. 
Отсюда явствует также различие между истинной и ложной идеей, именно: идея 
истинна, если понятие её возможно, ложна, если понятие заключает противоречие. 
Возможность же предмета мы познаем или a priori, или a posteriori. Мы познаем 
её a priori, когда разлагаем понятие на его составные части или на другие 
понятия, возможность которых известна, и когда знаем, что в них нет ничего