который всецело погружен в предмет своего знания. Поэтому он и не знает 
никакого разума, отличного от предмета и знающего себя лишь для самого себя. 
Для пего разум человека есть предмет, которым только и удовлетворяется 
мышление; для него субстанция есть материя мышления, а не мышление материи; для 
него понимание есть лишь модус. Реальность идеи, знания коренится лишь в 
реальности предмета. Правда, он определяет метод как идею или сознание идеи, но 
эта идея, к сознанию которой сводится метод, и есть как раз идея субстанции. 
Что данное здесь истолкование понятия необходимости соответствует пониманию и 
мыслям Спинозы, доказывается следующим его замечательным высказыванием: "Если 
божественная природа нам известна, то утверждение о бытии бога с такой же 
необходимостью следует из нашей природы, как из природы треугольника следует, 
что его углы равняются двум прямым, и все же мы наиболее свободны, когда мы 
нечто утверждаем таким образом".
Неизбежным следствием внешнего понимания взгляда Спинозы на необходимость было 
то, что то определение, посредством которого Лейбниц хотел выразить 
противоположный взгляд, само оказалось несовершенным и внешним. В 17 письме к 
Ганшу мы читаем: "Если бы мысль о мире, отличном от нашего мира, заключала в 
себе логическое противоречие, то этот наш мир был бы абсолютно необходимым. 
Поскольку же возможно представить себе другие миры в бесконечном числе и с 
полной отчетливостью, как об этом свидетельствуют Милетские сказки и утопии, и 
поскольку наш мир стал существовать лишь потому, что его предпочел чуждый его 
существу волевой акт, то этот мир является необходимым лишь в моральном смысле, 
в абсолютном же смысле он случаен. Различие, которое Лейбниц проводит между 
моральной и метафизической необходимостью, вполне основательно; но ближайшее 
определение этого различия не выдерживает строгой критики. Лейбниц говорит, что 
противоположное тому, что метафизически необходимо, невозможно и противоречит 
себе, а противоположное моральной необходимости есть нечто нецелесообразное или 
неподобающее "Защита бога". Но это только теологическо-дипломатическая фраза, 
так как Лейбниц сам говорит в другом месте "Надо думать, что премудрость но 
создавала ала". В самом деле, противоположность морально необходимому также 
невозможна; если бы добрый человек принужден был поступать не иначе как хорошо, 
то это заключало бы в себе противоречие; каково существо, таков и поступок; 
хороший человек может поступать только хорошо и сообразно с самим собой. Вслед 
за Спинозой можно сказать:
как из природы треугольника вытекает, что сумма его углов равна двум прямым, 
так же из природы разумного существа следует, что его поступки разумны, а из 
природы доброго существа-что его поступки хороши, с тем только отличием, 
впрочем само собой понятным для разумного человека, что эта последняя 
необходимость относится к знанию и воле, даже есть само знание и воля. Свобода 
есть не что иное, как единство. Кто не составляет с собой единства, тот не 
свободен. Вообще, когда существо свободно? Когда оно соответствует своему бытию.
 Моя стихия-моя свобода; где моя стихия, там моя родина, мой генезис, мой бог; 
и только где мой бог, там моя свобода. В строгом смысле философ свободен только,
 когда он философствует, художник свободен только в своем творчестве, в 
остальном они связаны, ограничены, стеснены, потому что здесь они не находятся 
в своей имманентной сфере, ибо здесь они не в своей изначальной, не в своей 
собственной стихии. Единство внутреннего и внешнего, потребности и отношения, 
влечения и предмета, существа и поступка, обязанности и склонности, закона и 
воли - вот в чем свобода, или она-ничто. Даже чувственная свобода обнаруживает 
сущность свободы. Поместить существо в сферу, которая противоречит его природе, 
- значит лишить его свободы. Почему мучительно тюремное заключение? Потому, что 
оно противно природе. Когда человек поступает свободно? Только тогда, когда он 
поступает необходимо. Ведь только тогда поступок выливается из моей внутренней 
сущности, только тогда он представляет убедительное, адекватное и точное 
выражение моей сущности, моего Я, только тогда я в собственном смысле являюсь 
виновником. Как глубока мысль Спинозы, когда он говорит, что только тот 
поступок свободен, который целиком может быть выведен и объяснен из природы 
существа, как такового! Итак, только тот человек поступает свободно, только тот 
свободен, который, несмотря на внешние затруднения и препятствия, каковы бы они 
ни были, следовательно, жертвуя, отдается стихии, соответствующей его подлинной 
сущности, признаваемой им своим назначением, и утверждает её, преодолевая все, 
что ей противоречит. Поэтому свобода и истина - тождественные понятия. Только 
подлинный человек действует со строгой метафизической необходимостью; его 
поступки - адекватное, подлинное, непроизвольное выражение его существа. 
Необходимость вообще есть не что иное, как выражение свободы. Что по своей сути 
в идее свободно, то во времени, в своих внешних обнаружениях, в своем 
поступательном ходе есть и проявляется как необходимость. Всякая свобода, 
которая одновременно не есть необходимость, представляет собой детскую мечту, 
простой призрак свободы. Как раз то, в чем пустые, сумасбродные борцы за 
свободу в интеллектуальной сфере усматривают печальную необходимость и чему они 
противопоставляют как истинный принцип свободу, - это и есть высший триумф 
истины, выражение свободы в интеллектуальном мире. То, что свободно в мысли, 
внутри себя и в себе, то в своем обнаружении, в своем проявлении, в своем 
откровении для нас есть нечто необходимое. Что же касается основных взглядов 
"Теодицеи" Лейбница, то вкратце они сводятся к следующему.

17. Важнейшие мысли "Теодицеи"
"Бог есть первооснова вещей: в самом деле, ограниченные вещи, составляющие 
предмет наших чувств и опыта, в целом случайны, не заключают в себе никакого 
основания своего необходимого существования, ведь очевидно, что время,