углубленно постигнуть никакую идею, никакое родовое понятие, не могут схватить 
и удержать его в его самостоятельности, чистоте и самотождественности, но 
перемешивают самые разнородные субстанции и выставляют эту смесь легковерной 
толпе как оживотворяющую и ободряющую жизненную эссенцию. Это измышление тех 
бездушных, половинчатых философов, для которых возвышенное положение философии 
"все свое ношу с собой" звучит как нечто слишком жесткое и абстрактное. Поэтому 
они, нагруженные полными мешками, содержащими все их припасы и домашний скарб, 
со своими практическими установками переходят на метафизические позиции, чтобы 
чувствовать себя здесь как дома, создать себе уют, как при общении со своими 
кулонами и кузинами. Важно отметить, что сама по себе философия не находится ни 
в каком отношении к (исторической, положительной) теологии, следовательно, и не 
составляет чего-либо ей противоположного: это явствует уже из одного того 
простого положения, что философия по существу есть свободная всеобщая наука, а 
теология не только специальная, определенная наука, но даже наука, ограниченная 
по своему основанию, по своей точке зрения и своему кругозору; всеобщее же не 
противоположно особенному, только особенное может быть противопоставлено 
другому особенному. Поэтому очевидная разница между теологией и философией, 
сводящаяся к тому, что высшим объектом первой является воля, а второй - 
божественный разум, имеет значение лишь при сопоставлении. В самом деле, 
философия исторически, ещё до христианской эры, во времена Сократа и Платона, 
включила в круг своего рассмотрения идею добра, сделав это вполне/ 
самостоятельно и собственными средствами. Вернемся теперь к Лейбницу и 
посмотрим, каким образом в его "Теодицее" реализуется философская мысль и как 
он мог и должен был разрешить свою проблему, чтобы добиться примирения догмата 
и мысли. Как уже было упомянуто, основу его "Теодицеи" составляет теологический 
способ представления; ведь о свойствах божьих, например о справедливости, он 
совершенно правильно утверждает, что понятие справедливости в общем 
соответствует также справедливости божественной: "Всеобщее право одинаково для 
бога и для людей". В противном случае мы не могли бы ни приписывать богу эти и 
подобные свойства, ни говорить о них. При таких предпосылках мысли недоставало 
продуктивной и положительной силы и значения. Мысли приходилось заниматься 
ограничениями, самозащитой, модификациями, различениями, смягчениями и 
расширенными толкованиями. Поэтому Лейбницу легко было справиться с Бейлем, 
строго придерживавшимся круга теологических представлений; ведь Лейбниц 
защищает эти представления, исходя из своих более широких взглядов, например 
когда он с точки зрения Вселенной сводит все зло, всех несчастных и навеки 
осужденных к чему-то presque neant почти несуществующему. Ведь эта точка зрения 
составляет полную противоположность точке зрения теологической, хотя её уже 
придерживается св. Фома Аквинский и Суарец88 в том смысле, что по сравнению с 
множеством блаженных ангелов они считают количество падших ангелов и осужденных 
людей весьма незначительным; с теологической точки зрения бог представляется 
лишь в его отношении к любезному Я, к индивиду, все сводится к этому последнему,
 положительным оказывается лишь индивидуальное, а понятие целого, Вселенной 
исчезает, или, что то же самое, представляется простой абстракцией человека. 
Этому формальному значению, в рамках которого движется мысль "Теодицеи", 
соответствует и самое решение проблемы. Это решение могло быть дано лишь при 
помощи ограничения божественной воли, основы теологии, лишь тем, что воле был 
предпослан разум и воля оказалась определенной им; ведь только в божественном 
разуме, а не в воле можно было найти средство, чтобы связать с идеей божества 
зло, выражающее нечто противоречащее божественной воле, а также зло, которое 
чувственным путем приводит человека к осознанию действующей мощи 
безотносительно к нему и его чувствам; только таким образом идея зла могла 
сочетаться с верой и разумом. Вместе с тем и в воле необходимо было усмотреть 
самостоятельную и правомерную основу, но так, чтобы в конце концов преимущество 
оказалось у разума. В связи с этим процесс мог быть выровнен лишь при помощи 
посредствующего понятия, которое бы до известной степени удовлетворило 
претензии обеих сторон. Это понятие можно было бы найти лишь благодаря топкому 
различию; таковым понятием оказалось понятие моральной или гипотетической 
необходимости, Вселенная - продукт не только воли, но разума и воли, 
определенной разумом. Здесь принимается во внимание только добро и наше благо. 
Вселенная случайна как объект воли, она необходима как предмет разума и 
необходима в том виде, Какова она на самом доле. Другими словами, по своему 
существованию Вселенная случайна, по существу она необходима; ведь сущность 
Вселенной содержится в божественном разуме; если выразить это в строгом 
метафизическом смысле, то это значит: божественный разум есть сущность самой 
Вселенной. То же среднее понятие, которым связывается случайность и 
необходимость, это двойственное начало между представлением и мыслью и есть как 
раз моральная необходимость.
Пусть это понятие неопределенно и недостаточно, все же глубокая сторона 
"Теодицеи" Лейбница заключается в том, что он устранил или свел к определенным 
границам пустое представление воли, как таковой, категорию отношения к нам в её 
чистом виде; существенной стороной его "Теодицеи" является то, что он 
подчеркнул значение понятия необходимости, стремясь, однако, опосредовать его 
понятием свободы, установив существенное различие в этом понятии. Против 
обычной аргументации, согласно которой необходимость действий устраняет похвалу 
и порицание, награду и наказание, Лейбниц выдвигает в "Теодицее" заслуживающее 
внимания замечание, что это вовсе не так; из его предшественников ещё 
Помпонацци90 высказывал эту мысль. Необходимые действия оказываются в нашей 
власти, во всяком случае постольку, поскольку мы могли бы их совершать или не 
совершать в зависимости от того, определяется ли паша воля надеждой на