Но если общие определения мышления есть в то же время реальные определения, не 
являются ли они в таком случае общими сами по себе? И не являются ли они в 
качестве всеобщих определений самих по себе более высокими по происхождению, 
чем мы сами и вещи вне нас? Не божественного ли они происхождения и сущности?
Однако не смешное ли это недоразумение - думать, что если логико-метафизические 
определения в их целокупности, в их абсолютности, короче, такие, какими они 
являются в их действительной сущности, будут превращены в определения 
божественной сущности, то они и такими, как их изображает философ, какими они 
вы ступают одно за другим в явлении, на бумаге, короче, в их конечности, 
разъединённости и обособленности (с необходимостью придаваемой им в научном 
изложении), тоже будут превращены в определения бога? Если мы превращаем 
моральные определения человека, взятые в их целокупности и абсолютности, в 
предикаты бога, бога же, взятого в определении абсолютного добра, в принцип 
морали, не смешно ли сделать отсюда заключение, что в таком случае добродетели 
также и в том виде, как они последовательно различаются и подробно определяются 
в компендиуме морали - добродетели целомудрия, умеренности, честности, 
бережливости, патриотизма, родительской любви и т. д. - превращены тем самым в 
предикаты бога?
Да уж лучше бы Бахман упрекнул Гегеля в том, что бог, согласно гегелевской 
логике, состоит из трех томов, в первом из которых 334, во втором 282 и в 
третьем 400 страниц, так что содержание бога составляет нетто 1016 страниц и, 
следовательно, бог впервые в своей жизни увидел свет в счастливый год 1813-й в 
Нюрнберге, у Шрага. Тогда, быть может, прямо через эту последовательность своих 
выводов Бахман пришел бы к осознанию нелепости своих представлений.
Поскольку уже в логике Бахмана - Гегеля или Гегеля - Бахмана (где скорее всего 
можно было ожидать чего-либо серьезного) происходят такие дикие вещи, что бог 
превращается в различные силлогизмы, нас не должно удивить, когда из его 
философии духа (область, где издавна принято ломать голову) мы узнаем, что бог 
стал самим собой, только пройдя через природу и различные ступени 
преобразования, что Гегель (respect. читай: Бахман - Гегель) "не только сын 
бога", но сам святой дух; что бог не пришел бы к полному самосознанию, если бы 
он не превратился в философа Гегеля.
Если бы Бахман понял логику Гегеля, овладел понятием его метода (понятием 
важнейшим, необходимейшим для правильного распознания Гегеля и суждения о нем, 
поскольку именно логика чаще всего дает повод к величайшим недоразумениям), он 
не мог бы взвалить на Гегеля такого преступления против всевышнего бога, какое 
содержит этот упрек. Именно по Гегелю, действительно первоначальное не может 
находиться в начале пути науки. То, что является первым, должно доказать себя в 
качестве первого.
Но это первое, исходное может доказать себя, как таковое, лишь тогда, когда 
представит себя как основу, причину, с которой все должно быть приведено в 
связь и к которой все должно быть отнесено, чтобы быть познанным в своей 
истинности. Поэтому только с помощью науки выясняется, что действительно 
является первым. То, к чему я прихожу в конце, за пределы чего я не могу уже 
больше выйти, то, чего я не могу свести к чему-то другому, более высокому как к 
его причине, только это последнее, это нерастворимое есть действительно
первое.
Так бытие в логике есть только субъективное, кажущееся первое; идея, напротив, 
есть действительно первое. Абсолютная идея не проходит через формы сущности и 
бытия, как какая-нибудь бабочка через метаморфозы куколки и гусеницы, чтобы 
наконец в свете сознания стать самой собой. Это только философ поднимается до 
осознания идеи лишь в конце своей логики. Идея возникает не сама по себе, а 
только для него; иона возникает для философа лишь для того, чтобы он при первом 
взгляде на нее познал, что она вечна и безначальна. Она только скрывается 
вначале от его взгляда, чтобы тем глубже он был захвачен величием и всесилием 
её света.
Бытие и сущность - загадки, которые находят свое
решение и истинное значение только в абсолютной идее Бытие и сущность лишь 
доказательства того, что не они, но идея есть абсолютно первое, которое они 
предполагают как единственно лишенное предпосылок. Идея, по Гегелю, сама в себе 
есть процесс, результат самой себя, жизнь. Но только в ходе научной экспозиции 
этот вечный процесс, не имеющий ни начала, ни конца, ни прежде, ни после, 
расчленяет себя так, что истинный принцип познается лишь в результате, в 
заключении.
Таким образом, метод логики является у Гегеля абсолютным методом, следовательно,
 методом также и остальных философских наук. Все представлено в процессе 
становления, начинается с абстрактного, с простейшего, чтобы в итоге прийти к 
тому, что доказывает себя как конечная цель и конечный пункт, являющийся вместе 
с тем и подлинным исходным пунктом. Как абсолютная идея вовсе не становится 
самой собой в логике (realiter), так и бог (realiter) никоим образом не 
становится самим собой через прошествие природы и истории. Бог тогда, вначале, 
не обладал бы сознанием, что явилось бы абсолютным абсурдом, ибо понятие 
сознания исключает всякое реальное возникновение, и только после, в человеке, 
приползал бы к сознанию. Напротив, самосознание бога есть абсолютно первое, из 
чего возникла природа и человечество, поскольку абсолютная идея есть причина 
бытия и сущности. Вообще человеческий дух имеет к богу такое же отношение, 
какое философ к абсолютной идее. Философия не является, конечно, абсолютной 
идеей в её собственной высочайшей персоне, но она есть сознание наличия 
самосознания у абсолютной идеи; в этом отличие философии, как и её тождество, с 
абсолютной идеей. Правда, бог познает себя в самом человеке тем, что человек