собственное тело этой центральной монады. У каждого животного тела есть 
господствующая энтелехия, представляющая душу в животном; но члены этого тела в 
свою очередь полны других живых существ, из которых каждое имеет свою энтелехию,
 или господствующую душу... И из этих монад одни более или менее господствуют 
над другими, так как в монадах существуют бесконечные степени и ступени... 
Господствующая монада тела есть целокупная, адекватная энтелехия, остальные - 
несамостоятельные монады, подчиненные первой энтелехии как части. Но в свою 
очередь и они имеют свои адекватные энтелехии... Как существуют различные 
степени и виды представлений и господства, так неизбежно существуют различные 
виды агрегатов". Единство, обусловливающее то, что животное или органическое 
тело составляет существенное единство с одной господствующей душой, совсем иное 
по сравнению с единством, обусловливающим простой агрегат подобно куче камней. 
Ведь последнее единство представляет собой простое единство наличного или 
пространственно данного; первое же единство созидает новое существо, которое на 
школьном языке называется существенным единством, самостоятельной единицей, в 
то время как другое единство называется лишь случайной единицей. Поэтому монады 
не безразличны к тому, составляют ли они лошадь или другое существо; ведь так 
как монада постоянно в себе выражает все свои отношения к остальному, то она 
совсем иначе будет представлять, если заключена в лошади, а не в собаке. 
"Поэтому только там следует признавать телесную или сложную субстанцию, где 
есть органическое тело с господствующей душой, где есть животное или по крайней 
мере аналогичное ему существо; все прочее есть простой агрегат, случайное, а не 
само по себе сущее единство. Где монады составляют сложную субстанцию, там её 
можно мыслить связанной субстанциальной, существенной связью... С понятием 
особой субстанциальной связи трудно соединять определенный смысл, строго 
согласованный с принципом учения о монадах. Как ясно из самого текста - главы, 
Лейбниц высказывается в этом пункте неопределенно, колеблется, противоречит 
себе. Если бы он видоизменил первоначальное понятие монады, то понятию vinculum 
можно было бы придать смысл, более тесно связанный с понятием монады. Иначе 
трудно, почти невозможно придавать субстанциальной связи такой смысл. 
Субстанциальна ведь только монада, не связь, хотя, с другой стороны, истинной 
субстанцией Лейбниц называет только монаду, связанную с органическим телом... 
Связь сводится скорее только к отношению господства. Впрочем, насколько мне 
известно, понятие vinculum substantiale раскрывается только в письмах к де 
Боссу, и, хотя они являются важным источником философии Лейбница, все же ими 
нельзя пользоваться без критического анализа. В самом деле, здесь помимо 
выражений, без сомнения тесно связанных с учением о монадах, встречаются и 
чисто гипотетические определения, привлеченные лишь для объяснения 
пресуществления и тел в обычном смысле. Так, здесь сказано: "Если бы можно было 
придумать разумный способ объяснения возможности вашего пресуществления, хотя 
бы путем сведения тел к одним только явлениям, то я, конечно, сильно желал бы 
этого, потому что эта гипотеза приемлема во многих отношениях. Мы бы ни в чем 
не нуждались, кроме монад и их внутренних модификаций. Но я боюсь, что мы не 
могли бы объяснить тайну воплощения и другие, если бы не присоединялись 
реальные связи и соединения. Между тем, по правде говоря, я бы лучшие хотел, 
чтобы происходящее в евхаристии объяснялось через явления". Даже о монадах он 
говорит здесь лишь как о гипотезе. На страницах 297 и 302 сказано: "Если 
существуют одни только монады со своими перцепциями... достаточно было бы 
существования одних душ, или монад, чтобы в таком случае также исчезло всякое 
реальное уничтожение". "Если бы отсутствовала эта субстанциальная связь монад, 
то все тела со всеми своими качествами были бы не чем иным, как хорошо 
обоснованными феноменами наподобие радуги или зеркального изображения, словом, 
устойчивыми и взаимно хорошо согласованными сновидениями, и в этом одном и 
состояла бы их реальность". Приведенные положения совместимы с принципами 
Лейбница, поскольку монада является полной субстанцией только вместе с материей 
и сложные субстанции существуют только благо даря простым реальным субстанциям. 
Впрочем, в этой переписке и помимо "субстанциальной связи" встречается много 
темных, неопределенных и противоречивых положений. Так, сложную субстанцию он 
называет чем-то промежуточным между субстанцией и модификацией и говорит, что 
она возникает и гибнет. Но позже он берет обратной это утверждение. Так, он 
отличает даже энтелехию сложной субстанции от господствующей монады. Кроме того,
 он утверждает: "При возникновении феноменов в сложной субстанции должно 
содержаться нечто субстанциальное помимо монад, иначе не будет никакой сложной 
субстанции", - а разве монада не есть как раз нечто субстанциальное? Нужно, 
однако, принять во внимание и то, что эти письма не были написаны сразу, а 
тянутся с 1706 по 1716 год, и между двумя письмами часто встречается перерыв в 
целый год.
Только благодаря этой субстанциальной связи (их связи с некой господствующей 
монадой?) тела оказываются чем-то реальным... Но вместе с тем ни одна из этих 
обслуживающих монад не прикреплена к этой связи или к этой господствующей 
энтелехии... В самом деле, душа не переходит из одного органического тела в 
другое, по всегда остается в том же органическом теле, даже смерть не 
представляет исключения из этого закона. Но это органическое тело само 
находится в постоянном потоке, и поэтому ни об одной частице материи нельзя 
сказать, что она всегда оставалась присущей тому же животному или той же душе", 
- положение, обоснованное уже тем, что монады сами но себе составляют лишь 
агрегаты, а не единства по существу. Поэтому монады, составляющие агрегаты, 
находятся в слабой взаимной связи и всегда готовы войти в новое сочетание. 
"Тело, которым мы владеем, будучи стариками, совсем не то же тело, которое мы 
имели детьми... Но господство и подчинение монад, если их рассматривать