нечто связанное, - так возникает материя. Если бы у монады всегда было ясное и 
отчётливое понятие, то не существовало бы никакой материи, но тогда материя 
была бы божеством, ибо только оно обладает отчетливым и адекватным, то есть 
исключительно имматериальным, духовным, познанием Вселенной. Оно есть 
безусловная идеальность. Для него не существует материи, оно не усматривает 
вещей в их материальном виде, потому, что оно усматривает сущность. "Смесь 
смутных представлений - вот что представляют собой чувства, вот что такое 
материя 49. Ибо эти смутные мысли обусловлены теми отношениями, в которых 
находятся между собой все вещи как во времени, так и пространстве... Смутные 
представления всегда содержат или в рожают бесконечное... Они-результат 
впечатления, которое производит на нас вся Вселенная... Подобно отчетливым 
представлениям смутные представления коренятся в нашей спонтанности, но все же 
с полным правом можно назвать смутные представления нарушениями или страданием, 
так как в них заключено что-то невольное и непознанное; они составляют то, что 
даёт представление о теле или о плоти и обусловливает нашу ограниченность и 
несовершенство... Именно потому, что монады подвержены страстям или страданиям, 
они, за исключением первичной монады, не являются чистыми, абсолютными силами; 
они составляют основу не только  действий, но и сопротивления или страдательной 
способности; и это страдательное состояние коренится в их смутных 
представлениях, которые заключают в себе материю или бесконечную сторону 
множественности". Итак, смутные представления есть соединения, взаимные связи 
монад. А смутные представления суть чувственные представления, поэтому материя 
есть связь монад50. Лейбниц говорит: "Если бы монады были освобождены или 
избавлены от материи, то одновременно они бы оказались вне всеобщей связи и как 
бы беглецами или дезертирами законов природы... Из приведенного выше моста, где 
говорится: "Если бы монады были свободны от материи, то одновременно они 
оказались бы вне всеобщей связи", можно вместо с тем заключить, что материя не 
составляет непосредственно самой связи. Но в других местах Лейбниц 
высказывается более категорично. Так, в "Теодицее" в § 120 говорится: "Если бы 
существовали только духи, они находились бы в необходимой связи", так как эта 
необходимая связь и есть, очевидно, материя; также и в письмах к де Боссу 
(письмо от 16 октября 1706 г.): "Лишить духовные сущности пространственного и 
телесного бытия - значит исключить их из всеобщей связи и структуры мира, 
которые существуют лишь благодаря пространственным и временным отношениям". По 
этому материя присуща всякой энтелехии и от нее неотделима... Нет ни одного 
конечного духа, который был бы абсолютно свободен от материи".
9. Значение и происхождение материи
Одна из возвышеннейших и глубочайших мыслей философии Лейбница - мысль о том, 
что материя составляет всеобщую связь монад; обычному спиритуализму - 
фантастическому и сентиментальному - мысль эта кажется таким же невероятным 
парадоксом, как положение Спинозы, что материя есть атрибут божественной 
субстанции: ведь этому мягкотелому и сладенькому спиритуализму материя скорее 
представляется средством разъединения, прискорбной ересью, которая только и 
разрушает родственный, братский союз душ и мешает их полному воссоединению, 
поэтому и кажется чем-то чисто отрицательным, неприемлемым, подлежащим 
устранению. Спиритуализм в своей сердечной муке измышляет тело, такое же 
прекрасное, как его фантазия, и такое же легкое и быстролётное, каковы его 
желания; ему требуется подобие тела в эпикуровском смысле; над таким подобием 
ему больше не приходится проливать горьких слез разлуки и испытывать тоску по 
недоступному, но зато оно и не доставляет ему больше блаженных минут свидания и 
действительного воссоединения в виде компенсации за его немощь. Но если мы 
сумеем возвыситься до точки зрения философии Лейбница в её поисках идеи материи 
- а мысли Лейбница оказываются лишь скудным выражением этих поисков - и если 
рассмотрим материю в её существе, то мы, наоборот, усмотрим в материи 
связывающую необходимость бытия монады; она будет для нас органом 
чувствительности и возбудимости, симпатическим нервом, связывающим внутреннюю 
сторону с внешней;
это будет для нас проводник тепла нашего сердца, - годное для произнесения 
слово, посредством которого скрытый дух только и может обнаружиться в виде 
духа; это свет Вселенной, в котором каждое существо созерцает другое существо 
лицом к лицу; это как бы воздух, в котором все существа, увлеченные властью 
звуков, посредством которых одно заявляет другому о своем бытии, славословят в 
тысячеголосой и вместе с тем единодушной песне радость жизни и её начало, 
славословят как источник всяческой нужды, но и всяческого наслаждения, и именно 
поэтому как всеобщую связь всех душ: ведь подобно наслаждению и нужда связывает 
существа между собой.
Если же мы взглянем на материю с точки зрения монады, генетически, и примем во 
внимание, что в философии Лейбница реальность, во всяком случае "абсолютная 
реальность, находится лишь в монадах и в их представлениях"51, то для Лейбница 
материя в самом строгом метафизическом смысле окажется не чем иным, как 
представлением или же всеми другими монадами, как они представляются каждой 
отдельной монаде. Здесь ещё можно не принимать во внимание различия между 
первой, или изначальной, материей и материей вторичной - это различие откроется 
нам позднее. Первую Лейбниц определяет как простую страдательную способность, 
вторую
как другие монады. Но что собой представляет первая материя без второй? 
Пассивная способность как раз и существ реально в качестве другой монады и для 
той монады, способностью которой она является, обозначает не что иное, 
возможность воспринимать существование другой монады и  быть под её 
воздействием. Поэтому первая материя есть как  раз в единстве принцип, так