безразличной... Итак, монада находится в состоянии непрерывного стремления. 
Ведь поскольку представление составляет сущность монады, постольку оно 
неизменно нечто представляет, безостановочно переходит от одного представления 
к другому", его бытие проявляется в вечной смене - но так, что неизменным 
остается та же душа, тот же субъект, - в "непрерывном изменении", но это есть 
лишь следствие субстанции, "так как субстанция необходимо требует, по существу 
заключает в себе прогресс или изменение, потому что без последнего она не имела 
бы силы действовать".

7. Различия представления
Поскольку представление составляет сущность монады, а всем монадам свойственно 
нечто себе представлять, то их отличие друг от друга состоит не в чем ином, как 
в различных видах, способах или степенях представления. Представлению 
свойственны бесчисленные степени, основные же различия заключаются в 
отчетливости, смутности, ясности и темноте. Свой определенный, собственный и 
точный смысл эти различия получают лишь на высших ступенях монады, там, где 
представления превращаются в понятия. Состояние и состав монады можно мыслить и 
познавать лишь по аналогии с темными и смутными представлениями и понятиями, 
поэтому смутные представления имеют не только антропологическое, но и 
универсальное, метафизическое значение: таким образом, эти отличия, как они 
обнаруживаются в высших монадах, должны быть засвидетельствованы уже здесь, 
хотя в данной главе речь идет лишь об общих принципах монадологии.
Лейбниц утверждает: "Темно то понятие, которое недостаточно для того, чтобы 
узнать представляемый предмет: например, если я помню ранее виденный мной 
цветок, но не в такой степени живо, чтобы узнать его, когда он попадется мне, 
или отличить от смежного вида, ему подобного. Ясно же то понятие, благодаря 
которому можно познать предмет или представленную вещь; это познание в свою 
очередь бывает либо смутным, либо отчетливым; оно смутно, если я особо и в 
отдельности не могу перечислить всех признаков, которые достаточны для 
различения этого предмета от других, хотя предмет этот действительно обладает 
такими признаками и элементами, на которые можно разложить его понятие. Так, мы 
познаем цвета, запахи и другие объекты чувств с достаточной ясностью и отличаем 
их друг от Друга, но только основываясь на свидетельстве чувств, а не на 
признаках, которые могли бы быть обозначены; поэтому-то мы и не можем пояснить 
слепому, что такое красный цвет, и вообще относительно всего подобного мы можем 
объясниться лишь так, что поведём своих собеседников к предметам и заставим их 
видеть или обонять их; хотя несомненно, что понятия этих качеств сложны и могли 
бы быть проанализированы, ибо имеют свои причины. Подобным же образом живописцы 
и другие деятели искусства очень хорошо знают, что в произведениях искусства 
правильно и что ошибочно; но обоснование своего суждения они часто не и 
состоянии дать, а только говорят, когда им что-нибудь не нравится, что замечают 
отсутствие, но сами не знав" чего. Отчетливо же такое понятие, которое имеют, 
например, пробирщики о золоте благодаря достаточным признакам и пробам для 
различения от всех других подобных ему тел. Подобное понятие мы имеем о том, 
что обще нескольким чувствам, например о числе, величине, фигуре, равно как и о 
многих душевных состояниях, каковы гнев, надежда, - короче говоря, обо всем, 
чему мы можем дать номинальное определение, которое есть не что иное, как 
перечисление достаточных признаков.
Смутные представления возникают следующим образом: "Если, например, смешать 
желтый и синий порошок таким образом, чтобы из этого образовался зеленый 
порошок, то душа воспринимает оба порошка, а именно как желтый, так и синий, 
ибо если бы часть смеси не воздействовала на душу, то и целое не воздействовало 
бы на нее, и это душевное состояние, это определение, которое составляется под 
воздействием желтого и синего, и есть как раз соответствующее представление. Но 
это представление смутное и находится как бы в скрытом состоянии в восприятии 
зеленого цвета, ибо синяя и желтая краски замечаются нами лишь постольку 
поскольку они скрыты в зеленом". Другой пример -представление шума моря. "Чтобы 
воспринимать этот шум, необходимо воспринимать части, составляющие это целое, 
то есть шум каждой волны; хотя каждый из этих маленьких шумов воспринимается 
только в смутной массе всех остальных и остался бы совершенно незаметным, если 
бы производящая его волна была единственной; в самом деле, необходимо испытать 
некоторое действие от движения этой волны и получить известное представление о 
каждом из этих шумов, как бы малы они ни были; иначе нельзя было бы получить 
представление и о ста тысячах волн, так как и сто тысяч ничто не могут ещё 
составить нечто". Ещё пример: "Если кто-нибудь мне предложит правильный 
многоугольник, то я глазом и силой воображения не смогу схватить его тысячи 
сторон; поэтому до тех пор у меня будет лишь один образ (image) или смутное 
представление о фигуре и количестве её сторон, пока я не отличу и при помощи 
исчисления не узнаю, чему равняется десять в кубе; поэтому есть много предметов,
 которые мы, правда, мыслим и понимаем, но не можем охватить чувствами и 
воображением. Поэтому следует отличать представление от ощущения. Не всякое 
представление есть ощущение, имеются представления и того, что не 
воспринимается. Я бы не мог ощущать зеленое, если бы у меня не было 
представления синего и желтого, из чего складывается зеленое. И все же я этого 
не ощущаю без применения микроскопа... Следовательно, если у нас есть, например,
 представление запахов или цветов, то мы не имеем никакого иного представления, 
кроме представлений о фигурах и движениях, но они так многообразны и 
незначительны, что наш дух в своем теперешнем состоянии не может их в 
отдельности отчетливо познать и поэтому не замечает, что его представление 
заключается лишь в представлениях весьма незначительных фигур и движений,