далее 
Таков и английский врач Глиссон; если исключить Спинозу, то среди указанных 
противников Декарта он был наиболее выдающимся философом, хотя и отдавал ещё 
дань схоластике и многим темным и грубым представлениям. Он противопоставил 
чисто механическим объяснениям природы более жизненные взгляды. Основная 
тенденция его  "Трактата об энергетической природе субстанции", малоизвестного 
и очень ценного произведения, сводится к тому, чтобы истолковать субстанцию в 
её тождестве с деятельностью, с жизнью. "Природа субстанции по своему родовому 
понятию есть нечто живое". Глиссон говорит, что в связи с этим материальная 
субстанция не только способна к жизни, но и действительно есть нечто живое. 
Всем субстанциям присущи три коренные способности:
представления, влечения и движения. Для Глиссона движение не привнесено в 
материю извне, как у Декарта, у которого материя приводится в движение только 
богом. Движение само струится из лона материи;
оно для материи внутреннее имманентное начало. Сама материальная субстанция 
является принципом движения. Поэтому и движение Земли вокруг Солнца и вокруг 
собственной оси Глиссон выводит не из механических законов, как Декарт, а из 
внутренней жизненной потребности. Он говорит, что суточное движение ещё можно 
кое-как объяснить, исходя из закона: все самодвижущееся движется по инерции, 
если никакая внешняя причина тому не препятствует, но таким путем нельзя 
объяснить годового движения, при котором Земля обращается то к югу, то к северу,
 а в точках солнцестояния вновь сама оборачивается. Но все эти тенденции, 
направленные против философии Декарта, не исключая и Глиссона, так или иначе 
представляют лишь исторический или литературно-философский интерес, а не имеют 
чисто философского значения; тот же Глиссон, кроме того, был лишь 
последователем Кампанеллы, как он сам признается; впрочем, он стремился 
обосновать взгляды Кампанеллы, вносил в них некоторые поправки и по-своему 
развил его мысли. С точки зрения истории философии, её всемирно-исторического 
развития все эти направления не имели под собой почвы; в то время только 
механистическая точка зрения была, так сказать, принципом знания природы, если 
иметь в виду мировой дух. В качестве определенного метода познания природы 
выдвинулся лишь механистический способ объяснения. Гилархический принцип Мора, 
пластическая сила Кедворта представляли собой неопределенные принципы, ничего 
не объясняющие; они не соответствовали никакому существенному интересу нового 
времени, материалистическому пониманию материи, даже ему противоречили. Только 
монада заняла привилегированное место, только в связи с этим понятием внутри 
механизма и из него самого выработалось оригинальное философское начало, 
которое в качестве органического звена примкнуло к историческому ряду систем; 
понятие монады было созвучно высшим всемирным достижениям эпохи, оно возникло 
при благоприятных предзнаменованиях и повлекло за собой плодотворные 
последствия.
Лейбниц сам в нескольких местах рассказывает о происхождении этого своего 
принципа, раскрывает историю развития своей философии с психологической точки 
зрения: "Хотя я принадлежу к числу лиц, много занимавшихся математикой, но в 
связи с этим я не упускаю случая отдаваться занятиям философии ещё с самых юных 
лет. Я уже достиг известного успеха в области схоластики, когда математика и 
новые писатели отвлекли меня, тогда ещё очень молодого человека, от нее. Их 
прекрасный метод механически объяснять природу восхищал меня, и я с полным 
правом стал презрительно относиться к методу школьных философов, которые только 
нагромождали непонятные формы и способности. Но когда я сам стал исследовать 
последние основания механики и законов движения, я был поражен, усмотрев, что 
их невозможно найти в математике и мне поэтому следует вернуться к метафизике...
 Мне стал казаться также сомнительным такой взгляд, который превращает животных 
в простые машины, более того, мне казалось, что он противоречит законам природы.
 Так я открыл, что простая протяженная масса не является достаточным принципом..
." Намек на эту мысль, которую Лейбниц сформулировал позднее, имеется уже в его 
"Теории абстрактного движения"; сочинение было написано и сдано в печать в 1671 
г. Здесь он не возвысился ещё над понятием протяженной массы до метафизического 
понятия силы. В одном месте этого сочинения, на которое уже обратили внимание 
Бруккер и Томсен  "Изложение системы Лейбница и так далее", (1832), Лейбниц 
говорит: "Ни одно усилие без движения не длится больше момента, если не считать 
души. Ибо то, что в моменте есть усиление, то во времени является движением 
тела; если принять это в соображение, то можно хорошо разграничить тело и душу, 
что до сих пор оставалось никем не объясненным. В самом деле, всякое тело есть 
душа, живущая мгновением, или лишенная воспоминания, потому что тело не 
удерживает больше мгновения как свое усилие, так и чужое, противоположное (ведь 
для ощущения, равно как и для удовольствия и печали, без которых никогда не 
бывает ощущения, необходимо и то и другое, действие и противодействие, другими 
словами, необходимы сравнения и гармония); следовательно, тело лишено памяти, 
лишено ощущения своих действий и своих страдательных состояний, лишено 
мышления". Отдельные мысли философии Лейбница мы находим (1847) уже в его 
письме к Я. Томазиусу от 1669 г. Здесь Лейбниц совершенно отчетливо разъясняет, 
что он вовсе не картезианец, а разделяет лишь общий для всех новейших философов 
взгляд, что в телах все подлежит объяснению лишь при по мощи величины, фигуры и 
движения. Этой предпосылке он оставался верен и позднее, в течение всей жизни; 
он лишь не признавал математических или механических принципов первыми или 
последними основами телесного мира. Но уже и в этом письме он говорит: "Материя 
сама по себе лишена движения, принцип всякого движения - дух, как это признавал 
уже и Аристотель". И далее: "Первый принцип движения есть первая и 
нематериальная и в то же время деятельная форма, именно дух". Поэтому только