отличаются друг от друга, вне зависимости от их тел". Также и материю не 
следует себе представлять "как нечто единообразное и тождественное. Скорее 
достоверно то, что нигде нет безусловного тождества. Поэтому глубже, чем думают,
 мысль Аристотеля, когда он утверждает, что помимо пространственного изменения 
необходимо качественное и что материя не повсюду одинакова, иначе она 
оставалась бы неизменной. И в атомистике заключена верная мысль; она во всяком 
случае до некоторой степени усматривает в материи различия, утверждая, что 
здесь материя делима, там - неделима, здесь представляет собой нечто 
заполненное, там - пустоту", хотя как раз атомистика изгоняет из природы 
принцип отличия. Ведь "если бы существовали атомы, то есть безусловно твердые и 
внутренне совершенно неизменные тела, если бы взаимное отличие этих атомов 
сводилось исключительно к величине и форме, то, возможно, существовали бы атомы 
одинаковой формы и величины, следовательно, такие, которые сами по себе были бы 
одинаковыми и могли бы отличаться лишь благодаря внешним обозначениям или 
знакам, не имеющим внутреннего основания, но это противоречит основным 
принципам разума".
Сущность Спинозы - единство, сущность Лейбница - различие, отличие33. Различие 
для него нечто коренное, принцип, сущность сущностей и вещей. Оп 
непосредственно связывает с единством понятие различия; он допускает единство 
лишь как нечто от себя зависящее, следовательно, единство, отличное от других 
единств, как единство, себя осуществляющее лишь в различии; он выдвигает 
единство в виде принципа, имел в виду лишь единичное, индивидуальное единство. 
Оп индивидуализирует субстанцию, или превращает субстанцию в индивид, для него 
индивидуальность есть сущность, поэтому он не сохраняет понятия субстанции в 
качестве нарицательного названия, а дает ей собственное имя-монада. По этому 
совершенно справедливо пишет Лейбниц Бурге, который хотел в его принципах найти 
следы спинозизма: "Я не понимаю, как вы пришли к этому обвинению, ведь как раз 
понятием монада спинозизм опрокидывается. В самом деле, существует столько 
подлинных субстанций, сколько есть монад, между тем, согласно Спинозе, 
существует одна единственная субстанция. Он был бы прав, если бы не 
существовало монад, ведь без монад все было бы преходяще и превратилось бы в 
простые модификации и акциденции, ибо у вещей отпало бы подлинное основание 
сущности и бытия, отпал бы субстанциальный базис, покоящийся исключительно на 
существовании монад". Он писал также одной высоко поставленной даме: "Если бы 
существовало только одно единственное единство, то есть бог, то в природе не 
было бы множественности, он был бы единственным. Но раз Вы понимаете, что 
универсальная душа или, вернее, универсальный дух, составляющий источник;
существ, есть единство, то почему должно затруднить Вас понятие особенных 
единств? В самом деле, для понятия единства безразлично, что это существо 
особенное или всеобщее, или даже понятие единства более совместимо с особенным 
существом, чем существом всеобщим", философия Спинозы есть возвышенная 
философия. Спиноза все охватывает неделимой, гармонической великой мыслью; он - 
астроном, пристально взирающий на Солнце единства, или божество, и он тонет в 
этом величественном зрелище, теряя из виду Землю с её делами и интересами. Он - 
Коперник новейшей философии. Для него божество не есть Солнце Птолемея, но 
покоящийся центр, вокруг которого Земля в самозабвении блуждает наподобие 
ночной бабочки; прельщенная и опьяненная светом, она летает вокруг горящей 
свечи и в конце концов сгорает в огне, словно случайное явление этой светящейся 
субстанции. Для Спинозы различие дня и ночи слишком незначительно, имеет лишь 
относительную ценность, поэтому он не размышляет о собственном центре, 
определяющем эту разницу, и для него это вращательное движение не представляет 
ничего существенного и значительного. Спиноза как бы философ-математик. Если 
исследовать этот вопрос с субъективно-психологической точки зрения, то 
субстанция Спинозы есть не что иное, как гипостазированная сущность 
математического покоя, знания и очевидности, хотя Спиноза далек от всякого 
пифагореизма, для него числа - простые представления, фигуры для абстрактных 
мысленных вещей - разумных сущностей. Он не знает никакого иного движения, 
никакой иной жизни, кроме математического бытия созвездий, кроме вечного, 
равномерного движения небесной механики. Истинность и реальность содержится в 
его философии в той мере, в какой механическое движение небесных тел является 
истиной природы и разума, но не больше того, ибо существует и другое движение 
помимо механического. Философия Спинозы - телескоп, дающий возможность глазу 
созерцать невидимые для человека вследствие отдаленности расстояния предметы, 
философия Лейбница - микроскоп34, благодаря которому мы видим незаметные 
вследствие незначительного размера и тонкости предметы. Примечательно, что хотя 
микроскоп был изобретен ещё до Лейбница, в 1618 или 1619-1621 гг., однако 
только в век Лейбница его стали применять в естественных науках и правильно 
оценивать. В "Otium Hannoveran.", помещена историческая справка Лейбница о 
микроскопе: "Отец Иоанн рассказывал мне, что какой-то лекарь-еврей в 1638 г. 
привез первый микроскоп из Англии в Кёльн". Впрочем, в своем письме 1711 г. 
Лейбниц замечает, что и мельчайшие тельца и мельчайшие животные, имеющие для 
него столь важное значение, были обнаружены до изобретения микроскопа, подобно 
тому как Демокрит до изобретения телескопа открыл в Млечном Пути недоступные 
глазу звезды. И философия Лейбница во многих частях имеет возвышенный характер, 
по стиль тут совсем другой; так же точно удивление, которое нам внушает 
созерцание через телескоп отдаленного неба, иное, чем удивление при 
разглядывании через микроскоп капли воды, когда нашему взору открывается 
множество фантастических форм животных.
Мир Спинозы - ахроматическое стекло божества, среда, через которую мы не видим 
ничего, кроме ничем не окрашенного небесного света единой субстанции; мир