|
у субстанции деятельность и приравнять её к акциденциям, то мы впадаем в
спинозизм, а спинозизм есть картезианство в преувеличенной форме"; в письме к
Ганшу: "Только деятельность определяет субстанцию в собственном смысле"; в
письме к Фр. Гофману32: "Только оперируя понятием силы, можно отличить вещи от
божественной субстанции"; в своих: "Деятельность составляет сущность субстанции.
.. Если деятельность определить как то что происходит с субстанцией произвольно
и благодаря её собственным силам, то всякая субстанция в собственном смысле
этого слова должна быть неизменно деятельной"; в своих "Началах природы и
благодати" Лейбниц определяет субстанцию как "сущность, способную к действию".
Как видим, понятие субстанции для Лейбница неразрывно связано с понятиями
энергии, силы, деятельности, строго говоря, оно им тождественно; если говорить
точнее, мы здесь имеем дело с деятельностью самой по себе, с самодеятельностью.
А это понятие нельзя отмежевать от понятия различия. Самостоятельное существо
не только отлично по себе, но отличается от всякого иного существа; ведь в
абсолютно простом существе, без внутреннего многообразия, разумеется, не могло
бы быть никакой деятельности. Как же вообще возникает у человека понятие силы?
Благодаря движению. Самое монаду Лейбниц называет движущей силой. К чему же
сводится движение? К различию. Различие в пространственной форме есть отделение,
двигаться - значит отделяться от известного места, удаляться. Человек
возвышается до мысли о само по себе сущем, самостоятельном и самодеятельном
существе, только созерцая движение, благодаря восприятию того, как нечто
отделяется от других вещей, обрывает свою связь с ними, выступает как
выдающаяся точка из массы, с которой оно было слито как капля с другими каплями
жидкости. Насекомое одинакового цвета с листом или стволом, на котором оно
живет, не воспринимается нашим глазом. Только благодаря движению оно бросается
нам в глаза отличительным острием своего для себя бытия. Поэтому низшее понятие
свободы сводится к понятию движения; первоначальное чувство самостоятельности и
свободы проявляется как чувство удовольствия, связанное с движением. Об этом
свидетельствуют дикие или примитивные народности, дети, равно и многие животные,
предпочитающие удовольствие двигаться всякому другому удовольствию; это
удовольствие есть самое одухотворенное чувственное удовольствие. Таким образом,
где отсутствует принцип различия, там нет принципа самодеятельности. Ведь я
являюсь самим собой лишь в отличии от других; устрани то, чем я отличаюсь от
других, и ты ликвидируешь мою индивидуальность; моя деятельность сводится
исключительно к самодеятельности, при этом я её сознаю как мне принадлежащую, я
её отличаю или могу отличить от деятельности всякого другого существа, которое,
воздействуя на меня, вызывает во мне страдание. Поэтому самодеятельность
неотделима от индивидуальности, от единичности. А единство связано с
многообразием. Само по себе существующее единичное есть нечто немыслимое. Как
понятие атома в виде чего-то самостоятельного есть понятие атомов, так понятие
индивида есть понятие индивидов. Поэтому число вовсе не есть что-либо
абстрактное, и мы лишь ему обязаны своим бытием: нас не было, если бы не было
его. Немыслящий ум, как таковой, но то, что раскрывается в числе, есть отец
или во всяком случае причина вещей и существ. Не чистая мысль дает множество, а
число. Число есть первое (не единственное) единство мышления и бытия; первая,
ближайшая точка перехода и пункт связи бесконечного и конечного.
Субстанция Спинозы не есть единичная субстанция другими словами, понятие
единичности и индивидуальности с ней несовместимо. Спиноза сам утверждает (в
письме номер 50), что если кто-либо говорит, будто бог един и единствен потому,
что его существование и есть сущность и что о сущности бога нельзя составить
никакого общего понятия, то у такого человека нет правильной идеи бога или же
он не точно выражается, ибо только в отношении существования вещи, а не её
сущности можно говорить о единичности, индивидуальности; категорию числа можно
прилагать к вещам лишь в том случае, если их свести к одному общему понятию.
Поэтому Лейбниц усматривает сущность субстанции лишь в силе самодеятельности, и
для него эта сила неразрывно связана с единичностью, индивидуальностью; таким
образом, понятие субстанции в истолковании Лейбница не может быть сведено к
понятию единой, всеобщей субстанции, здесь скорее мы имеем дело с бесконечным
числом субстанций. Он утверждает: "Все действующее необходимо есть отдельная
субстанция... Что не обладает деятельной силой, чем-то отличительным или не
имеет в себе принципа отличия от всего другого, по существу не может быть
субстанцией... Рядовые философы заблуждались, воображая, будто существуют вещи,
различающиеся только нумерически или тем, что таких вещей две, это заблуждение,
которое поставило их в затруднительное положение в вопросе о принципе
индивидуации... Помимо временного и пространственного отличия существует
внутренний принцип отличия. Ведь если пространство и время, то есть внешнее
отношение, помогают нам отличать те вещи, которые мы различаем не через них
самих, то ведь в связи с этим вещи сами по себе не перестают быть отличными
друг от друга. Ведь не при помощи пространства и времени мы отличаем вещи, а
скорее благодаря вещам различаем место и время, ибо сами по себе они совершенно
единообразны. Принцип индивидуации в индивидуальных вещах сводится к
вышеупомянутому принципу различия, совпадая с принципом абсолютного своеобразия,
благодаря которому вещь такова, что её можно отличить от всех других вещей.
Если бы две индивидуальности были абсолютно равны и абсолютно похожи друг на
друга, короче, если бы они оказались сами по себе неотличимыми, то не было бы
никакого принципа индивидуации, мало того, не было бы никаких индивидуальных
отличий и никаких отличных друг от друга индивидов". Поэтому в качестве
всеобщего закона можно выдвинуть положение, что "в мире нет двух существ,
которые были бы безусловно одинаковыми". Это положение приложимо как к
духовному миру, так и к телесному. "Души сами по себе коренным образом
|
|