первыми, разрешившими псевдоквадратуру круга". Из сочинений Бруно "De minimo" 
"О минимуме" Бруккер цитирует место, где Бруно сводит все к атому "non molis, 
sed naturae" "не массы, а природы", и высказывает идею природы как наилучшего 
мира. Впрочем, можно привести ещё много мест из сочинений Бруно, совпадающих с 
мыслями Лейбница, если только кому-нибудь охота вдаваться в такие пустые 
розыски. Так, в своем сочинении "0 тройном минимуме и мере" Бруно, как и 
Лейбниц, определенно говорит, что только сложное подлежит распадению, что 
смерть есть только сосредоточение, а рождение - расширение. "Рождение, 
следовательно, расширение центра...  Смерть - стягивание в центре". Мысль 
Лейбница, что отдельное существо выражает все, также нет нужды выискивать у 
Бовиллуса. Мы можем равным образом её найти и у Бруно, который говорит: "Каждая 
вещь содержится в другой вещи" ("О бесконечности Вселенной и мирах"),  в самом 
дело, если каждая вещь содержится в каждой другой, то любая вещь есть зеркало 
всех других вещей, раз ни одна вещь не может быть в другой в своем 
непосредственном, чувственном виде. Но по поводу этой мысли Бруно в своем 
сочинении "De la causa, principio et uno" "0 причине, начале и едином" 
правильно  ссылается уже на Анаксагора, поскольку последний говорил "Все 
смешано во всем", хотя, по-видимому, Анаксагор представлял себе и высказал это 
положение в более материальном, грубом смысле, чем Бруно. Некоторые 
исследователи хотели найти источник идеи Лейбница у Глиссона. Конечно, у 
Лейбница с Глиссоном есть совпадение не только в общих положениях, но и в 
отдельных мыслях. Так, Глиссон говорит ("Трактат об энергетической природе 
субстанции": "Субстанция... получает начало только путем творения и перестает 
существовать только благодаря превращению в ничто, и вообще она не заимствует 
своей сущности ни от какого другого творения, а существует только через себя и 
своими силами" наподобие монады. Но между ними очень существенное различие, 
заключающееся в том, что Глиссон понятие деятельности связывает с материей, 
между те
как Лейбниц находит источник деятельности только в душ а материя для него есть 
выражение чего-то только пассивного насколько мне известно, Лейбниц нигде не 
упоминает Глисона. Однако источник Глиссона - Кампанелла, а последнего Лейбниц 
не только знал, но, как я уже упомянул, весьма высоко ценил. Среди писателей, 
служащих для Лейбница источником его учения, можно было бы назвать также 
Парацельса26, потому что он где-то говорит: "Обучение человека в есть в 
собственном смысле обучение. Все уже заранее заложено в человеке". Но как 
бессмысленно и смешно при тождестве разума и предметов мышления искать для 
одинаковы или сходных мыслей различных философов какого-нибудь внешнего, 
исторического источника. Кроме того, одна и та же мысль меняется, обновляется, 
смотря по тому, как её используют, какое значение ей придают, какую роль ей 
приписывают и как её расценивают в целом. Существенная разница состоит не в чем 
ином, как в том значении, которое придается мысли, - берется ли она, так 
сказать, между прочим, как побочное положение или как основное. Чтобы 
установить оригинальна ли та или другая идея или заимствована, достаточно 
убедиться в том, соответствует ли эта идея общем Духу философа, необходимо ли 
она ему присуща или нет, Но все идеи Лейбница адекватно выражают его дух и 
самое его индивидуальность, а дух философии и индивидуальность у великих людей 
вообще совпадают. Бурге пишет о Лейбнице "Хорошо изучать открытия другого таким 
способом, который раскрывает нам источник творчества и известным образом дает 
возможность сделать его своим достоянием". Опыт для Лейбница и с теоретической 
и с практической точки зрения не источник и причина, а только побуждение и 
повод. Это относится и к таким выводам его философии, которые совпадают с 
открытиями, сделанными с помощью микроскопа его современниками Левенгуком и 
Сваммердаммом 27. Так, идея Лейбница, что все органические тела возникают из 
преформированного органического вещества, ранее имевшего другую форму, что 
вообще все есть только эволюция, совпадает с открытием Сваммердамма, что 
бабочка со всеми своими частями заложена уже в гусенице. В своем предисловии к 
"Теодицее" Лейбниц говорит, что эта преформация и эволюция лучше всего 
объясняются именно в его системе, поскольку, согласно ей, тело все производит 
из своего первоначального состава. Вообще для подтверждения своих мыслей он 
часто цитирует Сваммердамма и Левенгука, в особенности в отношении утверждения, 
что малейшая кажущаяся мертвой материальная часть все ещё есть мир, полный 
живых существ. Но эти мысли так тесно связаны с его метафизическими принципами, 
что нам нет нужды черпать их откуда-то извне. Так же обстоит дело я с его 
предположением или, вернее, пророчеством, что между животными и растениями есть 
промежуточные существа "Впрочем, может быть, есть существа между ними"). 
(Новейшие натуралисты с достаточно убедительными основаниями оспаривают, однако,
 существование и самое возможность промежуточных существ между животными и 
растениями. Смотри Куторга. Естественная история инфузорий28. Но и эта мысль 
есть также мысль оригинальная, им самим обоснованная, хотя ему уже было 
известно наблюдение Сваммердамма, что насекомые по своим дыхательным органам 
напоминают растения, и он с живейшим интересом подхватывал наблюдения, начатые 
Каммерарием и продолженные Буркардом29 над сходным строением половых органов у 
растений и животных. Положим, к этим мыслям Лейбница привели также современные 
ему открытия, сделанные с помощью микроскопа, но все-таки они уже заранее им 
предполагались всем строем его мысли. Ведь вообще безразлично, как кто-либо 
приходит к своим идеям, априорно или апостериорно, потому что апостериорное 
опять-таки имеет свое априорное основание в существе духа. Дух везде созидает 
сам себя. Каждый факт, каждый опыт становится тем, что он есть в себе, только 
благодаря духу, который его осваивает. Факт не существует для бездушного 
человека, или же факт остается фактом без смысла