путем соединения различных, изолированных мыслей, внешне между собой не 
связанных или но всяком случае не имеющих ясно выраженной связи, по существу же 
взаимно связанных. Поэтому развитие есть генетическая деятельность: оно 
созидает, выводит из своего основания то, что представляется неопосредованным 
тезисом, а пока оно представляется в таком виде или за это выдается, оно 
остается непонятым. Но развитие необходимо есть также деятельность исторически 
обусловленная и определенная. Оно всегда должно опираться на определенные 
данные, из которых прямо или косвенно явствует, что это развитие, этот генезис 
соответствует подлинному, неоспоримому смыслу и духу философии. Так, Лейбниц 
нигде не выводит множественности монад прямо из понятия монады. Но хотя он 
формально совсем не дает дедукции множества, это не значит, что множество монад 
им предполагается или взято извне: генезис этого учения из понятия монады 
исторически оправдан и обоснован, например, в том определении, что 
действительное существо необходимо есть существо единичное.
Идеал построенного на развитии изложения есть органическая деятельность. 
Развитие должно быть воссозданием, метаморфозой. Взявшийся за задачу развития 
известной философской системы мыслитель должен представить чужое не как чужое, 
а как собственное достояние, как нечто опосредованное собственной деятельностью,
 как нечто ассимилированное. Прообразом ему должна служить не пчела, собирающая 
и несущая домой цветочную пыльцу, а пчела, выделяющая уже собранную цветочную 
пыльцу в виде воска.
В области истории философии изложение будет соответствовать поставленной задаче,
 только если оно сумеет воссоздать систему. Объектом здесь является не внешняя, 
но внутренняя имманентная деятельность духа - мысли, когда причина остается в 
действии и действие - в причине. Разум в своем обнаружении не перемещается в 
чуждую ему среду; мысль проявляется вовне, с тем чтобы снова быть мыслью, а не 
стать предметом видения или веры; она всегда остается в своем лоне, в своем 
источнике. Сила, её породившая, та же самая сила и должна быть той же, которая 
её снова порождает.
Конечно, можно механически отнестись и к деятельности мыслящего духа и её можно 
описывать как внешнюю деятельность, в форме рассказа. Но это отношение не 
адекватное и даже находится в противоречии с поставленной задачей. При таком 
изложении в лучшем случае остается совершенно невыясненным, охватил ли и понял 
ли интерпретатор свой предмет и насколько он сумел это сделать. Для этого у 
него во всяком случае нет никаких объективных данных. Поэтому он предоставляет 
читателя самому себе, не давая ему средства для понимания, - пусть понимает, 
как хочет; он отдает философа произволу читателя, касаясь лишь мимоходом самых 
трудных, но и самых важных пунктов философии или, что того лучше, совсем не 
замечая их. Поэтому, прежде чем завладеть одним философом, изучая его с точки 
зрения теории развития, можно более удобным способом легко разделаться с целой 
дюжиной философов, если только можно брать философов
дюжинами.
Но необходимо связать с развитием также чисто историческое изложение, чтобы, 
насколько это возможно, заставить говорить самого философа и чтобы он оказался 
объясненным из себя самого и через себя. Работа интерпретатора сведется лишь к 
умению связать собственные слова философа. В зависимости от предмета 
исследования и от состава материала, содержащегося в сочинениях философа, и 
чисто историческое изложение может быть развитием или заменить развитие. 
Развитие вообще может распространяться лишь на самое существенное; оно только 
там уместно, где оно необходимо.
1. Ход развития новой философии
Новая философия в отличие от схоластическо-аристотелевской философии  на основе 
собственных принципов по происхождению итальянка. Живому итальянцу впервые 
стало тесно и не по себе в мрачном монастырском здании схоластики; уже по своей 
форме она шла вразрез с его темпераментом, отношением к природе, эстетическим 
чувством. То, что новая философия возникла в Италии, наложило свою печать и на 
её последующее развитие. И в позднейшие, более зрелые годы, и в более холодных 
странах чувствовалось её происхождение: на ней оставался знойный отблеск южного 
неба. Но Италия была только местом рождения, а не местом жительства философии. 
Судьба итальянских философов была судьбой и самой философии. Бруно бежал во 
Францию, а затем в Англию и Германию. Кампанелла после долгих лет тюремного 
заключения в своем отечестве нашел убежище во Франции. Итальянец мог породить 
философию, но дать ей воспитание, развитие и образование было уделом других 
народов. Ближайшим по времени народом, усвоившим новую антисхоластическую 
философию, был английский народ. Ни в тяжелой атмосфере английской деловитости 
и меркантилизма, где только благодаря взлетам фантазии и юмору дух возвышается 
над областью ограниченного и конечного, крылатый, эфирный, божественный гений 
мысли был низведен до  меркантильного эмпиризма. Метафизическая философия 
сохранилась в Англии лишь в виде истории философии:
таковы платонизм, аристотелизм, мистика, например, у Генри Мора2; собственный 
же творческий дух проявлялся в эмпиризме и материализме. Философия поэтому 
снопа покинула Англию и отдалась более живому и восприимчивому французскому 
народу. Француз чувствительнее, чем англичанин, он обладает более универсальным,
 более гуманным чувством, в его жилах течет духовное, идеалистическое начало. 
Француз поэтому с живым воодушевлением поднимается над сферой чувственного и 
единичного к сверхчувственному и всеобщему;
по зато он не может сосредоточить мысль в себе самом;
определять - не его дело; он не находит в мышлении переход  к бытию; понятие 
остается у него лишь пустым и всеобщим понятием; он тотчас вновь обращается к 
чувственному созерцанию, где только и находит содержание. Правда, во Франции