в познании бога относится к нему не как другое, ибо в противном случае бог был 
бы познан не через себя самого, не непосредственно. Вот почему - (заметим 
мимоходом) Спиноза никоим образом не противоречит духу и принципам своей 
философии, как это некоторые думают, когда говорит, что бог любит самого себя 
бесконечной интеллектуальной любовью и что любовь человека к богу есть любовь 
бога к себе самому.
Поэтому, когда Гегель рассматривает религию как "самосознание абсолютного духа" 
и говорит: "i3 высочайшей идее религия является не делом одного человека, а 
есть по существу высшее определение самой абсолютной идеи", этой поистине 
возвышенной мыслью он выразил только - в форме и с остротой самосознанного 
понятия - то, что в сущности с большей или меньшей ясностью или определенностью 
думают уже до него о боге и об отношении к нему человека наиболее глубокие 
мыслители. Так, уже Фихте с присущей ему определенностью и ясностью понял и 
высказал истинное отношение человека к божественной идее, или субстанции. Он 
говорит, например:
"Всякое существо печется о себе самом, и в живом существе это самосохранение и 
это сознание есть любовь к самому себе. Вечная божественная идея приходит здесь 
к наличному бытию в отдельном человеческом индивидууме: это наличное бытие 
божественной идеи окружает в нем самого себя невыразимой любовью; и тогда мы 
говорим, выражая это в удобной для нас внешней форме, что этот человек любит 
идею и живет в идее, хотя на самом деле это сама идея, которая живет и любит 
себя вместо него и в его лице, и его личность являются только чувственным 
выражением этого наличного бытия идеи, его личность никоим образом не 
существует и не живет независимо от идеи" (Фихте. О сущности ученого. Да, 
впрочем, и сам Гегель ссылается на согласного с ним в этом мыслителя Мейстера 
Эккарта 12, который говорит: "Око, которым бог видит меня, есть око, которым я 
вижу его, мое зрение и его зрение едины". Совершенно поверхностным является 
возражение против столь глубокого понимания религии, когда хотят отсюда 
заключить, как это делает господин "Анти-Гегель", что этим определением у 
религии отнимается её смысл и значение для человека. Однако мы считаем не 
стоящим труда ещё особо освещать легкомыслие и беспочвенность этих и подобных 
возражений, которые господин "Анти-Гегель" не постыдился привести против 
глубочайшей и самой возвышенной идеи гегелевской философии. Мы уже оценили по 
достоинству всю точку зрения и дух его критического метода в целом, и, надо 
надеяться, вся наша рецензия от начала до конца дала ясное доказательство того, 
что господин "Анти-Гегель", как истый эмпирик, опирающийся исключительно на 
факты, заимствовал образец своей критики у обезьян, которые - за недостатком 
камней или других объективных и весомых доводов - зажимают в кулак свои 
собственные нечистоты, чтобы иметь возможность забросать ими объекты своего 
спора.




ЯКОБИ И ФИЛОСОФИЯ ЕГО ВРЕМЕНИ Доктора И Куна
Задача автора этого труда - дать изложение и оценку философии Якоби, чтобы 
исходя из последней и с её помощью определить и исследовать основы философии 
вообще. Однако, как видно уже из этого намерения, отношение автора к Якоби не 
чисто историческое, а некоторым образом внутренне определенное. Поэтому мы 
должны различать в его сочинении два момента:
взгляды автора, совпадающие со взглядами Якоби, и его оригинальные, отличные от 
Якоби взгляды.
О согласии с пемпельфортским философом ' в достаточной мере свидетельствуют уже 
подход и суждение автора о новейшей философии, которую он по необходимости 
должен ввести в круг рассматриваемых вопросов, поскольку философия Якоби может 
быть понята и оценена только в её оппозиции к новейшей философии и в отношении 
к ней, ибо понятия "доказательство", "знание", "мышление" положены в основу 
суждений доктора Куна как руководящие принципы, именно в том значении, которое 
им придавал Якоби. Доктор Кун упрекает новейшую философию в том, что она 
"игнорирует примитивное в человеческом сознании", считает единственно истинным 
доказательное знание (в смысле математики), что ей присуще лишь знание, 
опосредованное представлениями, продвигающееся вперед от обусловленного к 
обусловленному и не выходящее за пределы последнего, т. е. знание преходящее и 
поверхностное. Так, мы читаем: "Одним из следствий картезианства было введено в 
философию доказательства, т. е. опосредствования всех без исключения 
представлений и понятий друг через друга с целью достижения философской истины. 
Утверждения о том, что существует какой-то бог и вещи вне нас, что эти 
последние находятся в причинной связи, не могли считаться достоверными, пока 
они не были доказаны, и не должны были признаваться истинными ни на каком 
другом основании, кроме как на основе их доказательства... Существование бога 
не вытекает непосредственно из представления о боге, а должно быть выведено из 
этого представления посредством некоторого умозаключения. Следовательно, бог 
существует, если только существование представления о нем в нашем сознании 
может быть доказано посредством умозаключения".
Нельзя, конечно, отрицать, что господство математического воззрения над умами 
новейших философов имело вредные последствия. Применение новейшей философией к 
своему предмету формы математического доказательства было, без сомнения, её 
слабой стороной. Однако если глубже проникнуть в философские системы новейшего 
времени, то перед их содержанием исчезает этот недостаток, касающийся только 
формы, ибо форма вывода и доказательства имеет в этих системах значение