Druzya.org
Возьмемся за руки, Друзья...
 
 
Наши Друзья

Александр Градский
Мемориальный сайт Дольфи. 
				  Светлой памяти детей,
				  погибших  1 июня 2001 года, 
				  а также всем жертвам теракта возле 
				 Тель-Авивского Дельфинариума посвящается...

 
liveinternet.ru: показано количество просмотров и посетителей

Библиотека :: Философия :: Европейская :: Германия :: Фейербах :: Людвиг Фейербах - История философии. :: Людвиг Фейербах - История философии.Том 2.
<<-[Весь Текст]
Страница: из 122
 <<-
 
тяжесть переваривания на него одного. Даже и тем, что мы можем держать вилку и 
нож за столом,- даже и этой силой мы обязаны только сознанию, ибо, когда мы 
теряем сознание, вилка и нож выпадают из наших рук. Поэтому вся сила в нас в 
последнем счете есть лишь сила мышления. Вот почему "мышление, не имеющее 
определенности, не предполагающее мыслящего субъекта и мыслимого объекта", 
совсем не является "какой-то химерой", как его опрометчиво называет господин 
Бахман. Ибо мыслящий субъект -в данном случае мы выделяем мышление как 
важнейший момент- имении в качестве мыслящего не является ведь так просто, без 
всякого различения тем же самым, что и субъект, принимающий пищу, пьющий, 
вдыхающий запахи. Это скорее высший субъект, сверхчувственный, духовный субъект 
в нас, субъект, который мыслит; чтобы выразить одним словом - это Я в его 
чистом метафизическом значении. Но что такое Я? Увы! Это не более как какая-то 
химера разума впрочем весьма реальная. Кто не мыслит, тот не является Я. 
"Только через сосредоточение твоего мышления на самом себе,- говорит Фихте,- 
твое Я становится вполне самим собой". Слабоумный человек не способен судить о 
своих действиях, он не является личностью в полном смысле этого слова. Всё люди,
 не находящиеся в состоянии слабоумия или глубочайшей некультурности, являются 
поэтому - большинство из них сами того не зная и не желая - фихтеанцами и 
картезианцами. Все молча подтверждают положение: Cogito ergo sum (я мыслю, 
следовательно, существую). Все предпочли бы скорее умереть, чем быть глупцами; 
следовательно, все чувствуют, что разум - их высшее благо, что тот, кто теряет 
разум, теряет самого себя. Итак, мышление заранее предполагается в (мыслящем) 
субъекте, ибо только через мышление последний становится субъектом; мышление 
есть его субстанция. Таким образом, я вполне могу мыслить мышление вне субъекта,
 могу и должен сделать его своим принципом, но я не могу, наоборот, мыслить 
субъект без мышления, так как мыслящий субъект внемышления есть ничто, он 
представляет собой не что иное, как само мышление в форме действительного, 
имеющегося налицо акта.
Впрочем, характер отношения, в котором мыслящий субъект находится к мышлению, 
свойствен не только мышлению, но имеет общее значение. Такое отношение 
существует повсюду, где предикат в отношении к субъекту, предикатом которого он 
является, имеет значение сущности, где субъект является тем, что он есть, 
исключительно через свой предикат. Так, жизнь, мыслимая как предикат 
какого-либо (живущего) субъекта, есть его сущность, его общее, полное 
определение, исчерпывающее его до основания. Поэтому жизнь имеет свойство 
выступать как жизнь сама по себе и как принцип может быть поставлена во главу 
философии или вообще может быть понимаема вполне самостоятельно. Было бы 
ошибкой желать возразить на это, будто жизнь является какой-то химерой, на том 
основании, что она предполагает наличие живого субъекта, животного или человека,
 и потому следовало бы начать с него. Ибо что такое живущий субъект вне жизни? 
Мы не можем признать его самого по себе, как субъекта мыслимого вне жизни, 
чем-то реальным (помимо жизни), как если бы он имел жизнь, ибо субъект сам по 
себе, абстрагированный от жизни, ведь был бы безжизненным, мертвым, а как же 
могло бы мертвое иметь жизнь? Таким образом, бытие есть сущность того, что 
существует, поскольку мы мыслим существующее единственно как существующее, и 
никакие другие определения, не относящиеся к делу, не затемняют понятия 
существующего. Все сущее как сущее едино, говорит Парменид. И X. Томазиус 11 
говорит:
"Бытие повсюду одно и то же; сущность так же многообразна, как сами вещи". 
Сущее не имеет, следовательно, другого определения, чем бытие; оно полностью 
поглощается понятием бытия; сущее есть само бытие. Поэтому недавно брошенный 
упрек в том, что "сущее предшествует бытию", принадлежит едва ли не к самым 
слабым возражениям, которые можно привести против начала гегелевской "Логики". 
Это возражение направлено, собственно, против философии вообще и ставит ей в 
вину её глубочайшую сущность, ибо сущность философии именно в том и состоит, 
что она - мы сохраняем эти определения - перевертывает отношение субъекта и 
предиката как раз обратно тому значению, какое ему придается в обыденной жизни 
и в эмпирическом представлении (для которого, согласно его собственной природе, 
субъект по необходимости кажется первым), т. е. превращает предикат в субъект, 
а субъект в предикат. Но этот процесс перевёртывания является не только 
процессом, посредством которого философия обнаруживает свою сущность, 
истинность; он представляет собой тот общий путь, на котором осуществляет себя 
во всех областях жизни существенное, великое, истинное.
В каждой сфере великим человеком является вообще лишь тот, кто превращает 
объект своей жизни, присваиваемый ему как предикат, в доминирующий субъект, 
себя же делает предикатом последнего, так что его предмет мыслим и без него, но 
он немыслим без этого предмета, и его субъективность становится не чем иным, 
как персонификацией идеи. В противоположность этому посредственный человек 
именно потому не может подняться из пыли ничтожества, что он рассматривает свой 
предикат только как чин и положение. Великие люди издавна считаются фантазерами 
или даже сумасбродными головами именно потому, что действительно перевертывают 
вверх дном точку зрения обыденной жизни. То, что для обыкновенных, 
посредственных умов имеет реальность лишь как свойство, великие люди возвышают 
до самостоятельной субстанции, так что это свойство, поднятое до значения 
субъекта для себя, превращенное в принцип, представляется обыкновенным людям 
какой-то химерой, каким-то отвлеченным понятием. Так, поэзию какого-нибудь 
плохого поэта, который смотрит на поэзию только как на случайное занятие, как 
на ремесло или просто как на свою любимую слабость, невозможно мыслить, не 
предполагая существования этого сочиняющего стихи субъекта, ибо его поэтические 
произведения представляют собой всего лишь изделие данного неинтересного 
 
<<-[Весь Текст]
Страница: из 122
 <<-