принцип стремится быть:
абсолютным определением, целым определением абсолютного. Более поздняя и более 
содержательная философская система всегда содержит в себе самые существенные 
определения принципов предшествующих систем. Изучение истории философии 
является поэтому изучением самой философии. История философии является системой.
 Кто её по-настоящему поймет и отдифференцирует от формы преходящего и внешних 
условий истории, тот увидит саму абсолютную идею, как она развивается внутри 
самой себя, в элементе чистого мышления.
Хотя сам по себе процесс развития истории философии является необходимым, 
независимым от внешних условий процессом развития идей и хотя история философии 
сама есть не что иное, как преходящее развертывание вечных, внутренних 
самоопределений или различий абсолютной идеи, однако одновременно она находится 
в неразрывной связи с мировой историей. Философия отличается от остальных 
образов духа только тем, что она понимает истинное, абсолютное как мысль или в 
форме мысли. Тот же дух и содержание, которое выражается и представляется 
наглядно в элементе мышления как философия одного народа, содержится и 
выражается также в религии, искусстве, политическом состоянии, но в форме 
фантазии, представления, чувственности вообще. Отношение философии к остальным 
образам духа и наоборот нужно поэтому мыслить себе, руководствуясь не пустым 
представлением влияния, а, напротив, категорией единства. "Мыслящее постижение 
идеи есть вместе с тем поступательное движение, наполненное целостно развитою 
действительностью, такое поступательное движение, которое имеет место не в 
мышлении индивидуума, воплощается не в некотором единичном сознании, а 
выступает перед нами всеобщим духом, воплощающимся во всем богатстве своих форм 
во всемирной истории. В этом процессе развития случается поэтому, что одна 
форма, одна ступень идеи осознается одним народом, так что данный народ и 
данное время выражают лишь данную форму, в пределах которой этот народ строит 
свой мир и совершенствует свое состояние; более же высокая ступень появляется, 
напротив того, спустя много веков у другого народа" (т. I, стр. 47). "Но каждая 
система философии именно потому, что она отображает особенную ступень развития, 
принадлежит своей эпохе и разделяет с нею ограниченность" (стр. 59).
Внешнее происхождение философии не является поэтому независимым от времени и 
места. Аристотель говорит, что философствовать начали лишь после того, как 
предварительно позаботились об удовлетворении необходимых жизненных 
потребностей. Однако имеется потребность не только физическая, но и 
политическая и потребности другого рода. Подлинная философия, философия, взятая 
в строгом смысле слова, начинается поэтому, по Гегелю, не на Востоке, хотя 
именно там достаточно философствовали и там находят массу философских школ. 
Философия начинается только там, где есть личная и политическая свобода, где 
субъект относит себя к объективной воле, которую он познает как свою 
собственную волю, к субстанции, к общему вообще таким образом, что он в 
единстве с ней получает свое Я, свое самосознание. А это имеет место не на 
Востоке, где высшей целью является бессознательное погружение в субстанцию, а 
только в греческом и германском мире. Греческая и германская философия и 
являются поэтому двумя главными формами философии5.
Но прежде чем излагать ход развития греческой философии, следует отметить, что 
Гегель внимательно прослеживает только наиболее существенные определения 
понятия философской системы и поэтому проходит мимо или упоминает только 
вскользь рассматриваемые при более детальном или более научном, чем философском,
 изложении истории модификации, которые обнаружились в дальнейшем, например в 
ионийской школе Диогена Аполлонийского, о котором, как известно, сохранил 
фрагменты Симпликий, и Архелая.6, о котором мы, правда, почти ничего не знаем. 
Гегель с полным основанием признает бытие понятия только с момента, когда оно 
выступает свободно для себя и ставится во главу одной системы как её 
характерный принцип; так, он приписывает понятие деятельности, определяющей 
себя к целям, понятие духа, сначала Анаксагору, хотя подобные мысли встречались 
уже во взглядах Гераклита, Ксенофана и Анаксимена.
Начало философии ограниченное. Мышление ещё не свободно от того, от чего оно 
абстрагирует, оно ещё в плену непосредственного, чувственного созерцания. На 
этой стадии находится ионийская школа. Её философское величие состоит в том, 
что она свела пестроту чувственного многообразия вещей к простому, поднялась 
через многообразие взгляда к единству мысли.
Но единство, сущность, общее она сама ещё понимала как особенное, в виде 
чувственной определенности:
Фалес в виде воды, Анаксимен в виде воздуха, Анаксимандр, хотя и не связывая 
его с определенным качеством, но все же ещё как нечто материальное или как 
материю вообще. Следующим необходимым шагом прогресса было освобождение 
мышления от рамок материального субстрата. Это осуществляет Пифагор, превратив 
число в сущность вещей. Число не является материальным, как вода, воздух, оно 
является чем-то внутренним, идеальным. Но число остается пока все же 
чувственно-нечувственным и не является ещё понятием или самой мыслью. Уже 
Платон, Аристотель и неоплатоники правильно характеризовали число как нечто 
стоящее посредине между чувственным и мыслью. Поэтому элеатская школа со своей 
возвышенной идеей чистого, простого, повсюду себе равного, неделимого бытия 
вводит нас на почве мысли в элемент науки. С нее начинается диалектика, которая 
у Зенона достигает кульминационного пункта. Мышление утверждает свою силу и 
энергию - то, для чего оно теперь расцвело, состоит в отрицании чувственного 
бытия, в доказательстве, что оно как противоречащее самому себе исчезает перед 
реальностью абсолютного единства, бытия, мысли. Диалектика у элеатов, однако, 
есть только движение, которое происходит в мыслящем субъекте, вне объекта; в