голове "другие вещи", чем Гегель (в данном случае бессодержательное родовое 
понятие школьной логики вместо существенного философского понятия всеобщего), 
желая в то же время опровергать мысли Гегеля, а не свои мнения, но и что вообще 
прием его критики заключается в том, чтобы с позиции безыдейного эмпиризма 
вырывать отдельные мысли, случайные выражения - по существу ни в малейшей мере 
не противоречивые, если понимать их разумно или хотя бы со смыслом,- и без 
проверки и исследования применять их в качестве доводов против вполне 
правильных философских определений. Если бы он хоть немного поразмыслил над 
этим, он понял бы, что какое-либо свойство не теряет своего права на 
существенность и всеобщую значимость по той причине, что оно не проявляется ещё 
на низших ступенях или в низших классах какой-либо сферы, ибо эти последние 
являются существами с недостатками, существами, которые не представляют и не 
выявляют предмета в его истинном значении именно потому, что у них недостает 
этого свойства. Какое-либо свойство, из-за отсутствия которого существо 
рассматривается как ущемленное, отсталое, как имеющее недостатки, низшее, 
следовательно, такое свойство, отсутствие которого уже характеризует, есть 
действительно существенное, по самой своей природе всеобщее определение, 
включаемое как специфический признак в реальное родовое понятие. Таким образом, 
отсутствие голоса принадлежит к характеристике низших форм животных и является 
несомненным признаком внутренне ограниченной, придавленной, приниженной, тупой, 
бесчувственной, в большей мере ещё растительной, чем животной, жизни. Так, даже 
ещё у черепах недостает того эгоистического единства и нераздельности тела, 
которое отличает животное от растения. Это видно из того, что они продолжают 
шевелиться в течение многих недель после отделения головы от тела, а их в 
высшей степени флегматическая, лишь растительная жизнь дает распознать себя уже 
в необыкновенной медлительности спаривания, которое будто бы продолжается у них 
14 дней и даже дольше. Впрочем, черепахи издают звук, а именно тихий, трещащий, 
жалобный звук, по только чрезвычайно редко, как меня уверял недавно владелец 
одной черепахи. Этот факт ни в косм случае не дает нам, однако, права на то, 
чтобы поднять большой шум по поводу голоса черепах и, быть может, ещё других 
животных, которые считаются немыми потому, что до сих пор от них не 
воспринимали никаких звуков, и придавать этому особое значение при 
характеристике этих животных. Свойство придает специфичность и отличает 
существо лишь там, где оно достигает завершенности, мастерства, входит в 
повседневное употребление. Человек, который один раз в четверть года под 
давлением необходимости, или возбужденный страстью, или разгоряченный крепким 
напитком удачно сострит, не заслуживает права называться остроумным человеком. 
"Каждый человек, - говорит Лихтенберг8, - по меньшей мере раз в год бывает 
гением". Но только тот заслуживает названия гения и является гением, кто 
обладает как устойчивым обликом тем, что у других представляет собой лишь 
исчезающий момент. Поэтому чрезвычайно трудно установить, действительно ли 
определенные животные немы, предполагая, конечно, что существенный недостаток 
их органов но исключает голоса вообще, ибо для таких злополучных созданий, как, 
например, черепахи и змеи, нужны, конечно, особые обстоятельства и 
стимулирующие условия, чтобы довести их органическую способность до 
действительного обнаружения голоса, так как издание звука может быть связано у 
них с большим напряжением, с большой тратой сил, и потому они прибегают к 
голосу, быть может, только в моменты наивысшей экзальтации, на какую способна 
душа животного, или в моменты наибольшей нужды и опасности.
Безголосые животные являются поэтому лишь печальными подобиями животных; 
животными же в действительном значении этого слова являются и их представляют 
лишь высшие, одаренные голосом животные. Только с появлением голоса природа с 
трубами и литаврами празднует рождение животного как ощущающей самости, ибо, 
хотя лишенные голоса животные и ощущают, все же они не способны, конечно, к 
таким интенсивным степеням удовольствия и боли, к таким пламенным, 
сангвиническим чувствам, к каким способны одаренные голосом животные: в 
противном случае сила ощущения взорвала бы их замкнутую самость, ибо от избытка 
сердца говорят уста. Поэтому только животное, которое голосом - весьма 
нескромным, ощутительным способом - взывает к небу, неслыханными звуками как бы 
врезает сквозь барабанную перепонку ушей даже в самый близорукий рассудок свое 
существенное отличие от тихой, неэгоистической жизни растения. Произвольное 
движение у некоторых видов растений, например у достопримечательного Hedysarum 
gyrans, также вводит в заблуждение наше зрение, но, поскольку оно ничего не 
дает знать о голосе, такое растение не сможет скрыть от нас своего яркого, 
резкого отличия от животного, несмотря на все сходство и все переходные формы 
между миром растений и миром животных. Поэтому и у Линнея голос тоже возведен в 
общий критерий или
признак.
Но во всей полноте чудовищности и варварства господин Бахман выставляет напоказ 
свою бессмысленно-эмпирическую точку зрения в представлениях о мышлении. Так, 
на стр. 138 в качестве доказательства "зависимости духа от материи" он с 
неподдельным энтузиазмом приводит "гибель всех духовных сил у страдающих 
водянкой головы и кретинизмом, слабость умственного развития у детей, душевные 
болезни как последствия телесных недугов, переутомление духовных сил до потери 
сознания у пьяных, обморочных, поврежденных внешними воздействиями и ранениями".
 Все эти примеры - несомненный показатель того, что и сам дух для Бахмана, хотя 
это им и не осознано, является в основе чем-то материальным, ибо от материи 
может зависеть только то, что само по природе материально, но никак не то, что 
целиком и полностью от нее отлично, а следовательно, определяется единственно 
через самого себя, т. е. зависит от себя одного. Все эти факты, если