|
необходимость выражают собственную природу рассудка, или сущности, способной
иметь представления, и поэтому не могут своим источником иметь органы чувств,
или опыт, то есть привходить извне 113. "Индуктивным путем никогда не
получаются подлинно всеобщие положения, если никогда нет уверенности в том, что
исследованы все индивидуальные случаи", - мысль, отчетливо выступавшая уже и у
сторонников Декарта. Так, Клауберг 113а в своей говорит: "Если ты на основании
чувственного восприятия хочешь доказать, что то или другое целое больше части,
то этот вывод не имеет всеобщей доказательной силы, потому что ты не осмотрел и
не ощупал все, что составляет целое и все существующие в мире части; итак,
чувство не может доставить тебе уверенности, что где-либо не существует
противоположного, что где-нибудь в мире целое не может оказаться меньшим или
равным части. Ты спросишь меня: откуда
берется достоверность этой аксиомы? Отвечаю: из рассудка, который усматривает
врожденные ему идеи или понятия целого или части: ведь если целое есть не что
иное, как то, что состоит и слагается из нескольких частей, а части, взятые
вместе, составляют целое, то, очевидно, целое неизбежно больше своей части".
Несомненно, эта аксиома своей достоверностью обязана не индукции, а рассудку,
ибо у рассудка вообще нет другой цели и другого назначения, как обобщать данные
чувства, чтобы освобождать нас от докучного труда повторения, чтобы
предвосхищать, заменять, сберегать чувственный опыт и чувственное созерцание.
Но разве рассудок делает это совершенно самостоятельно, не имея основания тому
в чувстве? Разве тот или другой отдельный случай, чувственно воспринятый мной,
является отдельным в абстракции? Разве он не качественно определенный
случай?114 Но разве в этой качественности нет даже чувством воспринимаемой
тождественности отдельных случаев? И разве тождество впечатлений не есть
достаточное основание и для самого чувства избегать бесконечного повторения
одного и того же случая? Разве вечная однообразная шарманка индукции не скучна
и не утомительна даже для глаза и уха? Разве я вижу только листья, а не
деревья также? Только деревья, а не леса? Только камни, а не скалы? Только
скалы, а не горы? Разве созерцание слепо, а чувство тупоумно и слабоумно? Разве
мой желудок не говорит, что целый хлеб больше, чем кусок этого хлеба? Но разве
он говорит это мне только о той или другой пище, а не о всякой? Если я кусаю
кислое яблоко, то неужели я должен кусок за куском проглотить целое яблоко,
чтобы убедиться, что оно кисло, разве после того, как я пробую, а затем
отбрасываю первый же кусок от себя, мое нёбо не высказывает категорического
суждения о качестве яблока? Разве нет чувства тождественности, одинаковости и
различия? Разве для моих органов чувств нет разницы между черным и белым, днем
и ночью, деревом и железом?116 Неужели положение "черное не есть белое" есть
истина только для моего рассудка, а не и для моего чувства? Я должен мыслить
черное как черное; но могу ли я видеть черную поверхность белой! Разве
чувственной восприятие не является необходимым подтверждением того, что есть?
Разве, следовательно, высший закон мышления, закон тождества, не есть в то же
время закон чувственности, разве не опирается в конце концов этот закон
мышления на истинность чувственного созерцания? 117 Не отбрасываем ли мы этот
закон именно там, где рассудок оказывается в раздвоении с чувством и поддается
произволу спекулятивных или теологических бредней?
"Чувством постигается только индивид, единичное;
интеллектом, рассудком - род, общее". Но что такое общее? Послушаем Лейбница. В
5-м письме к де Боссу сказано: "Общее есть единое во многом, или подобие
многого". В "Новых опытах" также сказано: "Общность состоит в сходстве
единичных предметов между собой, и сходство это является реальностью". Но разве
это сходство не чувственная истина? Разве существа, которые рассудок причисляет
к одному классу, к одному роду, не одинаковым образом аффицируют мои органы
чувств? 118 Разве для моей руки безразлично, касается ли она человека или
обезьяны, крокодила или птицы? Неужели тождество человека с человеком и его
отличие от животного есть дело только рассудка, а не чувственности, даже общей
чувственности, как её лицемерно называют? Разве для моего полового чувства -
чувства, которое имеет также огромное теоретическое значение, хотя обыкновенно
и оставляется без внимания в учении об органах чувств, - нет никакой разницы
между женщиной и самкой животного? В чем же в таком случае заключается различие
между рассудком и чувством, или способностью к ощущениям? Чувственное
восприятие дает предмет, рассудок - название для него. В рассудке нет того,
чего не было бы в чувственном восприятии, но то, что в чувственном восприятии
находится фактически, в рассудке находится лишь номинально, по названию.
Рассудок есть высшее существо, правитель мира, но лишь по названию, а не в
действительности. Что такое название? Отличительный знак, какой-нибудь
бросающийся в глаза признак, который я делаю представителем предмета,
характеризующим предмет, чтобы представить его себе в его тотальности119.
"Слова или другие эквивалентные знаки нам столь необходимы потому, что они
занимают, так сказать, в нашем духе то место, какое предметы занимают вне духа.
Как качества вещей не существовали бы вне нас без предметов, в которых они
объединяются, так их идеи не сосуществовали бы в нашем духе без знаков, в
которых они равным образом объединяются" (Кондилъяк. Опыт о происхождении
человеческого знания, отдел IV. Например, мычание есть характерный признак
коровы. Чувство воспринимает мычание, но оно у него тотчас же исчезает: чувство
живет лишь наличным, то есть данным, мгновением. Рассудок хитрее: он замечает
чувственное впечатление и дает ему название. Поэтому, как только я слышу
мычание, я непроизвольно думаю об этом названии и знаю, что мычит корова. В
одном этом, то есть в сведении предмета к названию, и заключается первоначально
|
|