стать действительностью. Дух и материя имеют общее понятие субстанции: не дух и 
материя, а субстанция есть реальное; они конечны, она же бесконечна; поэтому 
субстанция в действительности есть то бесконечное существо, которое у Декарта 
парит над ними в пустом воздушном пространстве неопределенного представления 
подобно темной грозовой туче, угрожающей самостоятельному существованию обеих 
субстанций.
Понятие субстанции имеет свое положительное существование, свою 
действительность в боге и у бога;
поэтому понятие субстанции не отличается от понятия бога, ибо бог есть 
бесконечное существо, а дух и материя, созданные им, - зависимые существа. Но 
именно это бесконечное существо есть субстанция, по отношению к которой дух и 
материя являются лишь конечными существами, то есть конечные различия или 
противоположности, которые они представляют, существуют и сохраняются только в 
ней. Но субстанция или бог не имеют теперь, когда понятия бога и субстанции 
постигаются как тождественное, особого существования для себя, дух и материя не 
имеют особого существования для себя, но субстанция есть единственная 
действительность.
Тем, что, по Спинозе, мышление и материя могут считаться как субстанцией, так и 
атрибутами, видоизменяется теперь тот способ, каким вначале был сделан переход 
от Декарта к нему. Мы исходили именно из противоречия существования и сущности 
обеих субстанций и разрешили его так, что зависимость существования, которая в 
действительности сама по себе взятая не есть зависимость, стала также 
зависимостью сущности. Формы или выражения зависимости и независимости 
употребляются лишь как средства перехода к Спинозе, лишь для того, чтобы 
растворить их среди других достаточных определении. Точно так же употреблялись 
некоторые другие определения, которые могут считаться лишь вводными формулами 
для понимания Спинозы. Так, например, строго говоря, нельзя сказать, согласно 
Спинозе: мышление составляет сущность духа (человеческого), ибо он имеет в виду 
мышление определенное, ограниченное известным образом, то есть идею. Теперь 
можно видоизменить решение этого противоречия так: самостоятельность сущности 
становится также самостоятельностью существования. Материя, по Декарту, не 
постигается в боге, ибо к понятию её не относится ничего, кроме протяжения, 
которое постигается как независимое для себя, поэтому по существу она, как было 
выяснено, самостоятельна. Протяжение есть её определение, но не отличается от 
нее самой; оно есть её положительное определение сущности, в котором она 
является тем, что она есть, её непосредственное утверждение и действительность. 
Так как она по своему понятию, или сущности, независима, то она необходимо 
также независима по своему существованию; самостоятельное понятие её необходимо 
включает самостоятельное существование, или её независимая сущность включает 
независимое существование. То же имеет силу для мышления. Но именно это 
единство понятия, или сущности, и существования, эта самостоятельность, эта 
субстанциальность, которая в обеих субстанциях мыслится и постигается таким 
образом, есть бог, который в них постигается и мыслится. То, что можно понимать 
в этой самостоятельности и независимости, суть не они сами для себя, но сама 
субстанция, которая так же хорошо может рассматриваться как дух и как материя. 
Именно потому, что они лишь атрибуты, выражающие сущность субстанции, которая 
безразлична к тому, является ли она духом или материей, рассматривается ли она 
в качестве (или форме) духа или материи, они постигаются для себя и в себе и 
независимы.
В философии Декарта лежат рядом несглаженными беспорядочные противоположности и 
противоречия. Правда, духовные и телесные вещи или обе противоположные 
субстанции, дух и материя, не могут быть без бога, но могут быть без него 
поняты и мыслимы. Реальное и бесконечное в обоих понятиях есть понятие 
субстанции, но оно остается ещё лишь абстрактным, неопределенным родовым 
понятием без действительности и реальности. Таким образом, понятие 
бесконечности и субстанциальности, которое должно было бы быть реализовано 
философским образом, снова фиксируется отдельно как сущность, отличная от обеих 
субстанций, и проявляется лишь в представлении популярного теологического бога; 
так что абсолютно совершенное и бесконечное существо, которому должна 
приписываться всякая реальность, само имеет снова особенное, отличное от 
существования обеих конечных субстанций, то есть конечное существование; и хотя 
оно обладает всякой действительностью, витает лишь в прекрасной синеве, в 
asylum ignorantiae убежище невежества, в тумане неопределенного представления, 
тогда как субстанции, определяемые как конечные, наоборот, занимают область или 
всю сферу действительного мира. Эти и другие противоречия, выявляемые при более 
точном анализе, разрешаются теперь в гармонии с реализацией понятия субстанции, 
превращаются в мир согласия и единства, "в небо разума". Есть только одна 
субстанция; этим устраняется всякое противоречие, ибо дух и материя, мышление и 
протяжение являются теперь лишь свойствами этой одной субстанции, то есть они 
конституируют существо самого бога.
Но как существенные реальности и вместе с тем как определения или атрибуты бога,
 или бесконечной субстанции, они проявляются следующим образом, который кратко 
представляет в то же время общие элементы спинозистокого учения о субстанции. 
Протяжение есть истинное понятие, как реальное, представляющее сущность всех 
протяженных или телесных вещей. Определение есть отрицание, определенность 
равна небытию; то, чем тела отличаются друг от друга, благодаря чему они 
являются определенными, есть поэтому неистинное, субстанциальное при них и в 
них; истинное бытие тела есть лишь его единство со всеми другими телами, есть 
лишь телесная субстанция, как таковая, которая не имеет в себе ни отрицания, ни 
конечной определенности. Положительное в этом теле есть не то, что оно является